Пани Ирена
Шрифт:
И он, чувствуя, что не нужно было этого говорить, что получится не слишком-то искренне и душевно, но не в силах победить внутренний голос совести,
– Послушай, Ирена. А может, нам следует подумать… может, нам все-таки как-то все изменить, а?
Она привстала и улыбкой своей его извинила:
– Виктор, можно я тебя поцелую?
– Тебе все можно, Ирена.
Она придвинулась и легко, бережно, словно к чему-то самому святому, прикоснулась холодными губами к его щеке. И не было в этом поцелуе страсти, а была лишь тихая материнская грусть.
– Ты прекрасно сегодня сказал о наших тех днях: лесная песня. Мы тогда были молодыми и горячими, а сейчас другие. Не надо говорить об этом, Виктор. Это так тяжко. Лучше, будешь в Варшаве, заезжай в гости. Мы тебя с сыном всегда хорошо встретим. Как самого родного.
Ирена посмотрела на ручные часы: цифры и стрелки расплывались в глазах, но она все-таки разглядела – без десяти четыре.
– Мне уже пора, – сказала она волнуясь, – в гостинице меня ждут.
– Это где, в центре города? – спросил полковник.
– Да.
– Я тебя туда подброшу на машине, – предложил он.
Женщина кивнула головой.
…И они пошли к выходу, к массивным кладбищенским воротам. Каменный автоматчик грустно смотрел им вслед. Казалось, что он все понимает.
Мужчина и женщина покидали кладбище. Они шли молча и медленно. Между ними была прямая асфальтовая дорожка, а по сторонам от нее две жизни.
Две жизни, так и не слившиеся в одну.
1963 г.