Пани колдунья
Шрифт:
Причем для принцессы, роль которой как бы исполняла Лиза, с каждым разом становилось все опаснее пытаться страшное чудовище расколдовать. Оно не только не давалось в руки, но и в ответ на ее усилия старалось причинить вред той, которая подступалась к нему с самыми добрыми намерениями.
В конце концов жизнь на краю пропасти Лизе надоела. А теперь, когда она носила под сердцем сына, ей хотелось по возможности обезопасить его от отца, который мог нанести ребенку непоправимый вред, и не допустить в его судьбе повторения отцовской.
Василиса оказалась для Лизы добрым ангелом; если бы ее не было рядом, молодая княгиня совсем потеряла бы голову от отчаяния.
Правда, у Лизы теперь была еще одна подруга…
Нет, скорее, наставница, о которой она не могла сказать даже Василисе. Добрая женщина наверняка подумала бы, что для Лизы не прошло даром общение со Станиславом и у нее не все ладно с головой.
Иной раз в минуты отчаяния Лиза слышала голос. Голос молодой женщины из своего сна по имени Любава, которая жила давным-давно, когда Русь только приняла христианство. А если точнее, то приняли не все, и государи насаждали его среди своих подданных с помощью огня и меча.
Так, в один из дней, когда Лиза в очередной раз попыталась поговорить со Станиславом, он не очень вежливо отодвинул ее со своего пути, перехватив что-то на кухне, ускакал верхом и в этот день не вернулся.
Лиза тогда беспомощно упала в кресло, сжала голову руками и в отчаянии подумала: «Что же делать?
Что делать?»
«Уходить!» — ответила ей далекая Любава.
«Как — уходить? — не поверила Лиза. — Мы ведь со Станиславом в церкви венчаны. На всю жизнь!»
Она явственно услышала, как Любава неуважительно фыркнула.
«А как поступали наши предки, которые не знали Христа? Которые не были связаны заветами, а лишь слушали голос сердца… Впрочем, такое ты, пожалуй, не осмыслишь. Скажу только: ежели подле него останешься — погибнешь. И сына погубишь. Ничем ты ему не сможешь помочь. Станислав обречен. Он сам не хочет спасения, а ведь его насильно не дашь!»
Вскоре после этого Поплавские получили приглашение в усадьбу Янковичей на день рождения Теодора, которому исполнялось двадцать два года.
Не пойти Станислав не мог, потому что все еще считал Теодора своим лучшим другом. Раньше у Поплавского было больше друзей, так как прежде он не выказывал свои дурные наклонности на людях. Или почти не выказывал. Выход своим диким вспышкам он давал в пределах замка. Теперь же безумие охватывало его все крепче, и он стал под тем или иным предлогом набрасываться на друзей. Теодор — единственный, кто продолжал попытки хоть чем-то помочь ему.
Была тут еще одна причина, о которой Станислав не догадывался, а Теодор скрывал даже от самого себя: он полюбил Лизу. И хотя он старался видеть ее пореже, а на балах держался от нее подальше — ничего не помогало. Чем больше Теодор тратил усилий на избавление от преступного, как сам считал, чувства, тем больше в него погружался.
Но если Янкович пытался обмануть себя, то Лизу он обмануть не смог. Ей было приятно его обожание, и она с улыбкой наблюдала его ухаживания за юными девицами, но стоило ему оказаться рядом с нею, как его, точно магнитом, не просто влекло к ней, а тащило с неудержимой силой… Словом, Теодор был обречен.
Поклонников у Лизы было много. Ничуть не меньше, чем в Петербурге. Даже напротив, тот факт, что она была замужем за Поплавским, а следовательно, недоступна, привлекал к ней сердца мужчин. Она было попыталась поставить Теодора в общий ряд, но с удивлением поняла, что он из этого ряда выбивается.
То есть при полном составе поклонников, ежели отсутствовал Теодор, у нее портилось настроение.
Лиза поймала себя на том, что невольно ищет взглядом по залу его фигуру, и, как бы она себя ни уверяла, что его поклонение какой-то другой женщине ей безразлично, долгое пребывание Теодора подле одной и той же красавицы ее откровенно огорчало.
Лиза свой столь явный интерес к Теодору от других тщательно скрывала, а себя оправдывала тем, что она по природе человек нормальный, ей хочется обычных человеческих отношений, без надрыва и истерии. И что Янкович как раз подходит для таких отношений.
А еще она знала, что никогда в отношениях с ним не переступит черты и не забудет свой долг жены.
Что же делать, если судьба так распорядилась…
Но как бы то ни было, дальше тянуть не имело смысла, и однажды Лиза, выходя к завтраку, буквально поймала Станислава за полу сюртука. Вторую неделю он спал в своей комнате, забыв о том, что обещал никогда не оставлять ее одну. В общем, она остановила его и сказала:
— Постарайся выделить сегодня для меня немного своего драгоценного времени — мне необходимо с тобой серьезно поговорить.
— Меня ждут дела! — резко возразил он.
— Ну раз все, что касается нашей с тобой жизни, не стоит даже получаса, уложусь в полминуты.
— Начинай, — снисходительно кивнул Станислав, облокотясь о перила — они с Лизой стояли на площадке второго этажа у лестницы.
— Я беременна. У тебя скоро будет сын, а значит, ты станешь отцом. Спасибо, что выслушал. Счастливого пути!
Она стала спускаться по лестнице и, полуобернувшись, добавила:
— Не правда ли, понадобилось еще меньше времени, чем я просила.
Он на мгновение застыл, а потом бросился следом за нею.
— Я стану отцом? Ты говоришь это серьезно?
— Не понимаю твоего удивления. — Лиза продолжала спускаться, не сбавляя шага. — Разве ты не знаешь, что женщины иногда беременеют и у них рождаются дети?
— Перестань притворяться, будто это ничего не значащее событие! — закричал Станислав и уже посреди гостиной схватил жену за локоть и развернул лицом к себе:
— У меня будет сын?
— Не понимаю, в чем ты сомневаешься: в том, что у тебя будет сын, или в том, что этот сын — твой?
Лиза потом не могла понять, что заставило ее произнести эти роковые слова? Она хотела пошутить, но объект для шутки выбрала неудачно. Вернее, она пошутила так, как на ее месте пошутил бы Станислав: зло и не слишком остроумно. Или это выплеснулось наружу раздражение, владевшее ею уже много дней? Как бы то ни было, ей хотелось уязвить Станислава, и она своего добилась.