Пани колдунья
Шрифт:
— А Ева Шиманская ласкова? — вдруг спросила она.
Станислав несколько смешался, но потом все тот же дьявольский огонек зажегся в его глазах — это означало, что он переставал говорить экивоками, переставал быть деликатным и собирался сделать ей больно.
— Ева чересчур ласкова. Мужчину она обмакивает в сосуд своих приторных нежностей, как муху в патоку, так что если он зазевается, то уже не сможет взлететь. С сахаром-то на крыльях! А значит, и покинуть ее не сможет.
— И ты зазевался, — сказала Лиза.
— Ну разве я похож на муху? — снисходительно улыбнулся он и налил ей в бокал вина.
— Я думала, ты сам скажешь мне это, — заговорила Лиза. — Подождала, но ты молчишь, потому я набралась смелости…
— А мне казалось, что тебе вовсе не нужно ее набираться. Ты и так смела, я бы сказал, не по-женски.
— Пусть будет так, — согласно кивнула Лиза. — Значит, ко всему прочему, тебя раздражает и моя смелость. Получается, у меня нет ни одного достоинства…
— Отчего же, у тебя неплохие корни. Если бы князь Николай Николаевич относился к обществу, в котором живет, с большим уважением…
— Давай не будем обсуждать моего отца, тем более что он не может защититься и защитить меня.
— Ничего, у тебя и самой это неплохо получается.
— Но ведь тебя и это раздражает?
— Раздражает. Женщина не должна быть сильнее мужчины. Ни в чем.
— Иными словами, наш с тобой брак неудачен…
— Я такого не говорил, — не согласился он.
— Разве так уж обязательно высказывать вслух то, что и так ясно нам обоим?
— Допустим. И у нас есть какой-то выход?
— Есть. Мы можем расстаться.
Глаза Станислава сузились, и в них полыхнула ярость. «Господи, — мысленно простонала Лиза, — у меня все холодеет внутри, будто я разговариваю не с мужем, а вошла в клетку к дикому зверю, который каждую минуту может на меня броситься!»
— Еще будучи в Петербурге, я слышал кое-что о твоей матери. Неужели ты пошла в нее?
— Не говори глупости, — отмахнулась она, отчего-то успокаиваясь: обычная ревность к предполагаемому сопернику — это хоть как-то объяснимо. — Обещай вначале выслушать меня, а потом уже делать какие-то выводы, — мягко попросила она.
Он тоже, посмотрев на ее лицо, успокоился:
— Ты права, я излишне возбужден. Обещаю выслушать тебя не перебивая.
— Помнишь ту Змеиную пустошь, на которую ты возил меня?
Голос у Лизы невольно дрогнул, а у Станислава затуманился взгляд.
— Помню, еще бы не помнить!
— Я хочу попросить, чтобы ты построил на этом месте дом для меня.
— Дом?! — Он недоверчиво посмотрел на нее, словно проверяя, не ослышался ли. — Тебе не хватает замка?
— Замок слишком велик для меня. Но ты обещал не перебивать.
— Прости, я ожидал услышать что угодно, но не такое… И кого ты собираешься принимать в этом доме?
— Никого. Я собираюсь удалиться туда, как женщины удаляются в монастырь. Ты бы только отпустил со мной Василису…
— Ты хоть представляешь себе, о чем просишь?
Хорошо, я выстрою дом, но как можно поселить тебя одну в глуши, пусть даже с Василисой? Двух беззащитных женщин!.. Знаю, знаю, ты надеешься на свои колдовские способности. Однако вспомни, скольких женщин, уличенных в ведьмачестве, сожгла на кострах в Средние века святая инквизиция! Они ничего не могли ей противопоставить…
— Я вовсе не надеюсь, как ты подумал, на колдовство. Ты же сам говорил, что путь к этому месту, кроме тебя, никто н? знает. Значит, жить там было бы вполне безопасно. Но это не все. Можно разыграть мою смерть…
— Что?! — Он опять не верил своим ушам.
— Например, объявить свету, что я умерла… при родах. Тогда ты, походив какое-то время вдовцом, сможешь опять жениться. На той же Еве.
— Клянусь, за всю жизнь я не слышал ничего более абсурдного! Вы великая выдумщица, ваше сиятельство! Надо же такое придумать — разыграть смерть! Обмануть святую церковь? Ты хочешь сделать меня двоеженцем?
— Ну, однажды мы ее уже обманули, — пожала плечами Лиза. — Что мешает нам это сделать во второй раз?
Станислав молчал, а она поспешно добавила:
— Я отдам тебе деньги, которые отец положил на мое имя в Кракове. Мне понадобится лишь малость…
— Я вижу, ты все уже продумала, — холодно сказал он. — Но я не услышал от тебя главного: ты собираешься умереть до рождения сына или после?
Она побледнела, поняв суть его вопроса.
— Неужели ты хочешь отнять у меня ребенка?
— А зачем он нужен мертвой? — презрительно поинтересовался он и, наблюдая за ее смятением, довольно захохотал.
17
Но на день рождения к Теодору они все-таки поехали. Примерно за час до того, как им нужно было выезжать, Станислав заглянул в комнату к Лизе, где она читала очередной учебник по психиатрии, и делано удивился:
— Как, ты все еще не готова? Бедный Теодор, он так надеялся, что мы приедем. Несколько раз повторил, что у него сегодня будут только самые близкие.
Может, ты не хочешь ехать? Тогда я скажу, что тебе нездоровится…
— Через полчаса я буду готова.
Она дернула за сонетку, и почти тут же в дверь постучала Марыля.
— Принеси две кремовые розы и позови Василису, — распорядилась княгиня. — Да побыстрее, я тороплюсь.
Горничная исчезла, а Лиза любовно посмотрела на бальные туфельки, которые стояли на самом видном месте. Их к платью тоже озаботилась прислать Милочка, как и бархатный ридикюль того же цвета.
Когда она спустилась в гостиную, Станислав сидел в кресле и курил сигару. Она так редко видела его курящим, что даже задержалась на ступеньке, вглядываясь в выражение его лица. Как всегда, новый или мало свойственный ему штрих в поведении мужа ее настораживал, и Лиза тут же невольно начинала гадать: к добру это или к худу?