Пансион св. Бригитты

Шипунский Всеволод

– Только ли над сёстрами возносилась? – в голосе матушки Элеоноры послышался металл. – А ещё?.. В директорском кресле себя не воображала ли? Говорить правду! Господь видит все мысли.

– Что вы, матушка?.. Хотя да... Были мечтания... Был грех, Господи!

– Хорошо, что не соврала... Дальше! – директриса была сурова. – С гордыней разобрались. Что скажете, сестра Агнесса, о седьмом смертном грехе – похоти? Есть ли к нему склонность?

Агнесса густо покраснела. Она думала, что дело обойдётся одним смертным грехом, и к обличению собственной похоти была не готова: она молчала.

– Дочь моя, - выступил патер, - не пытайтесь скрыть грех, ибо тогда он останется с вами. А вам нужно очиститься! Покайтесь, сестра, во всём...

– Грешна я, падре! Но только в мыслях... Приходят они иногда, мысли похотливые. Особенно во сне... Хоть и не сплю почти совсем... Вся в заботах об нашей обители... А как голову на подушку преклонишь... Ох, Господи!

– Что «ох»? – матушка Элеонора хотела знать всё в подробностях. – Что видится?

Агнесса низко опустила голову, не в силах рассказывать такое.

– Что?! Отвечай, как на духу... Ты и есть на духу, сестра! Говори!

– ...Бесы видятся, - глухо заговорила Агнесса, смотря как бы внутрь себя. – Одолевают...

– Бесы? Мужеского полу? – быстро уточнила матушка. – И что они хотят?

– Блуда хотят... Приступают ко мне с этим...

– Какие же они?.. Бесы эти?

Тут сестра Агнесса замолчала надолго.

– Ну, что за бесы? С хвостами, нет ли?.. – не унималась матушка. – На кого походят?

– ...На Франко, - наконец, после долгого молчания, призналась Агнесса. Все сёстры дружно ахнули, обменявшись многозначительными взглядами и стали косить на сидевшего в углу с безучастным лицом Франко.

– Нечего там переглядываться! – возвысила голос матушка. – Каждая потом расскажет о своих греховных помыслах. Каждая!.. И не дай Бог, кто соврёт! – и с пристрастием продолжила допрос Агнессы. – Что же бес этот... в виде Франко... что же он делал с тобой?

Лицо матушки Элеоноры, как всегда при экзекуциях, покрылось пятнистым румянцем, а взгляд её гипнотизирующе уставился в глаза сестры Агнессы. Та как-то вдруг ослабела, руки её повисли, а взгляд сделался бессмысленным.

– Наклонял меня, юбки задирал... Руки запускал, хватал всяко...

– Дальше... Блуд совершал?

– Совершал...

– Ну, а ты что?.. Противилась?

– Не противилась... Хотела ещё... Похоть одолела, господи!

– Тьфу!
– сплюнула матушка с досадой.
– Противиться следует похоти! Всеми силами!.. Вот, ваше преподобие, два смертных греха налицо. Что назначите сестре Агнессе?

– Ну, раз старшая сестра-наставница... В грехах призналась... Пятьдесят!

Сёстры ахнули. Агнесса стояла, безучастно уронив руки, и смотрела в пол.

– Может быть, хлыст? – быстро спросила матушка. – Чтобы усилить воздействие...

– Пятьдесят хлыстов?.. Это чересчур, – задумался преподобный. – Пусть будет двадцать... нет, десять хлыстов.

– Как вы добры, ваше преподобие!.. Даже к грешникам, – воскликнула матушка. – Значит, десять хлыстов и сорок ремней. Располагайтесь, сестра Агнесса! – с ласковой улыбкой она указала ей на кресло. – Сёстры, подготовьте её.

Сёстры Варвара и Мария, переглянувшись, с радостью подхватили стоявшую столбом Агнессу и уложили на кресло лицом вниз. Другие принялись поднимать ей юбки и развязывать подвязки чулок, чтобы спустить панталоны. Все сёстры были приятно возбуждены: вреднее и противнее старшей сестры не было в пансионе никого.

Наконец, над креслом обрисовался плоский, жёлтый, некрасивый зад старшей сестры-наставницы; из промежности её пробивался густой пучок тусклых волос.

Лицо Франко при виде всего этого, брезгливо искривилось.

В этот момент в окошке директорской уборной и показались любопытные глаза двух послушниц...

* * *

Когда Франко взмахнул хлыстом дважды, Агнесса поняла, что не выдержит без криков, вцепилась зубами в кожаный край директорского кресла и искусала его до самой обивки... Когда на заду её вспухли десять рубцов, хлыст сменился на широкий ремень, который пошёл припечатывать и разглаживать этим рубцы обратно, и это было ещё невыносимее.

– Пощади-иите! – кричала Агнесса, вырываясь из рук её державших. – Ваше преподо-о-обие!

– Терпите, дочь моя!.. – хладнокровно отвечал святой отец.
– Будьте достойны вашей заступницы, святой Бригитты.

– О, матушка заступница, святая Бригитта!!
– орала дурным голосом Агнесса. – Помоги-и-и!..

– ...Да уж, сестра! – холодно заметила ей матушка Элеонора, когда процедура очищения завершилась. – Какие крики вы тут подняли. Не ожидала от вас...

С красным, бессмысленным лицом и растрёпанными волосами, Агнесса стояла перед столом директрисы, ничего, видимо, не соображая.

– Ничего, – бодро говорил святой отец. – Очищение пройдено, а это главное! Не так ли, сестра Агнесса?

– Да... это главное, - как попка повторила Агнесса. – Я пойду?

– Куда же вам спешить, сестра?.. Вы же очистились! – преподобный был полон энтузиазма.
– Расскажите, что вы сейчас чувствуете? С души спали тяжкие оковы греха?..

– Спали... Мне в туалет... очиститься... да грехи не пускают... – бормотала она какую-то ересь.

И все поняли, что Агнесса не в себе. Она была тут же отпущена.

– Сестрица Марта, - обеспокоилась матушка. – Сопроводите, дорогая, сестру Агнессу... а то мало ли что. И ужин сегодня в пансионе на вас, вы - старшая. А завтра посмотрим...

* * *

– Все свободны, дорогие сёстры, - говорила матушка, когда Марта вывела Агнессу за двери. – Ступайте к послушницам, проследите подготовку к торжественному ужину. Праздничная форма, не забудьте!

Возбуждённые сёстры потекли к выходу.

– Франко, - остановила она экзекутора. – Вас мы тоже ждём на ужин, – и как бы между прочим добавила: - Не уносите только свой ремень, он может понадобиться. Не исключено, что мне придётся самой ещё кое-кого наказать.