Панталония — страна чудаков
Шрифт:
— Обманул? А зачем?
— Тот, кто хочет найти Фэт-Фрумоса, должен хорошо плавать.
— Ну и шутник ты, дядя. Ладно, плывём обратно.
На обратном пути река показалась уже не такой широкой, и они быстро переплыли на другой берег.
— Прямо не знаю, чем мне теперь накормить старуху. Рыбы-то я не поймал. Ещё и лодку со дна доставать!
— Пойдём к нам, мама тебе чего-нибудь даст, она добрая. А захочешь — поешь из миски Фэт-Фрумоса и посидишь на его стуле.
Рыбаку стало, конечно, очень интересно, и он пошёл в гости к Виорелу. И так уж получилось, что в тот вечер ложка Фэт-Фрумоса работала вовсю.
А
А сердце у него было доброе. Про таких людей говорят, что они и муравья не обидят. И вправду, увидев муравья, Виорел всегда здоровался.
— Видно, у тебя много детей, — говорил он муравью. — Ты столько бегаешь! Я у мамы один, и то ей нет покоя.
Муравей слушал его и качал одобрительно головой.
Однажды пришло в их страну великое горе. В этот день после обеда небо на севере почернело и загремела гром-колесница Ильи Пророка. Разбушевались огненные кони, мечутся то на восток, то на запад. Под куполом неба метались облака, как мечутся взъерошенные овцы в загоне, куда залез голодный волк. И начался великий дождь.
Какой-то карапуз вышел на порог и запел песню дождя:
Солнце — красный петушок, Где ты прячешь гребешок? А тучи-наседки Повисли на ветке. Тучи крыльями трясут, Тучи яйца несут. Дождевые яйца О землю разбиваются, Смешные, водяные Цыплята разбегаются — Смотри, смотри, В клювах — пузыри! [3]3
Здесь и далее перевод стихов — Якова Акима.
Снова ударил гром. Заплясали огненные кони, и Виорел увидел, что весь их двор залит водой.
У колодца стояла мать, там застал её ливень. Она ухватилась за жердь колодца и еле держалась на ногах. Виорел бросился к ней на помощь, подхватил её и с большим трудом дотащил до дома.
— Это наводнение! — кричала мать, прильнув к нему и дрожа от холода и страха. — На чердак, скорее на чердак!
Они видели сверху, что творится на улице. Дороги превратились в реки, и по ним плыли бочки и брёвна, корыта и корзины. Проплыла и собачья конура, на которой сидело сразу три собаки.
Вдруг Виорел вспомнил про своего Тэркуша, бросился вниз во двор, доплыл до собачьей конуры, нырнул и отстегнул цепь. Скоро Тэркуш оказался на чердаке.
— Боже мой, а где же дедушка? — неожиданно всплеснула руками мать. — Он же был в саду. Наверно, вода унесла его.
А молнии блистали, лил дождь, и гремела колесница Ильи Пророка.
— Я слышу крики на
— Куда ты? — в ужасе задрожала мать.
— Это кричит наш дедушка!
Господи, что творилось на реке! Река ревела, как стадо диких быков, которые видят, что идут в пропасть. Более смелые люди бросались в воду и помогали тем, кто попал в беду. Две женщины так крепко вцепились в какое-то бревно, что Виорелу пришлось вытаскивать их на берег вместе с этим бревном.
— Не видели дедушку? — спрашивал у всех мальчик.
— У-ушёл с водою, — печально отвечали ему.
Виорел заприметил бочку, качающуюся на волнах, подплыл к ней и уселся верхом. Бочка вынесла его на середину реки. Он вдруг увидел, как под ударами волн качается крыша одного дома. Возле дымохода стоял малыш. Он не плакал, он спустил трусики и добавлял воды в речку.
В стране крошек это считалось большим грехом — портить реку.
— Мы с тобой ещё поговорим! — пригрозил ему пальцем Виорел и вытащил его на берег.
Потом он спас ещё одного старика с кошкой за пазухой, но дедушку Санду найти нигде не мог.
А дома молилась мать:
— Господи, сделай так, чтоб мальчик остался жив! Сколько их унесла сегодня река!..
Скоро вода ушла, река успокоилась.
В этот день Виорел совершил так много подвигов, что вся страна стала его называть Виорел Фэт-Фрумос.
А дедушка? Он жив остался. Два рыбака его бреднем поймали.
Колыбель деда Пэтрэкела
Всю жизнь любил Пэтрэкел лазить по деревьям. Ещё бы — там, на дереве, он становился великаном, одним взглядом окидывал всю страну Панталонию. А ветка покачивала его, и это напоминало о детстве, о корыте, в котором укачивала его мать. Теперь борода у него поседела, но детство своё он часто вспоминал, и от этого вроде здоровья прибавлялось.
Бывало, что на дереве он и гнездо находил, в которое никто не заглядывал. Птица слетит с гнезда — можно посчитать, сколько там тёпленьких ещё пёстрых яичек. Потом спустишься на землю — и в глазах удивление, а в душе тайна, которой ни с кем нельзя поделиться, пока птенцы из гнезда не вылетят.
— Эх, Пэтрэкел, — корила его Пелиница, — борода выросла, а ума нет! Ты и по земле-то ходишь — скрипишь, а тебя на дерево тянет. Лично я и по лестнице не полезла бы. Вдруг, не дай Бог, ветка обломится! Ты ж не птица — крылья не спасут.
— Птица не птица, но могу и распетушиться, — отшучивался Пэтрэкел, сидя на дереве. — Постели мне соломки помягче, если упаду.
— Слезай, старый чёрт! — грозила ему пальцем Пелиница, стоя под деревом, но он залезал ещё выше.
— Опять груши за пазуху суёшь? Наше дерево, Пэтрэкел, не воровать же ты полез! Возьми корзину!
— Из-за пазухи вкуснее!
— Тебе вкуснее, а кто рубашки стирать будет? И кипячу, и в реке полощу, а всё равно — одна рубашка на животе красная, как вишня, другая — синяя, как слива, третья — жёлтая, как абрикос.
— Что поделаешь, Пелиница, люблю фрукты! Хватит ворчать, залезай-ка лучше ко мне на дерево. Здесь словно на королевском троне.
Куда уж ей на дерево, она и на земле-то минуты спокойно не посидит!
Вот однажды шла Пелиница от колодца, видит — с дерева дым валит. Дед на ветке курит.