Папа Сикст V
Шрифт:
НЕОЖИДАННАЯ СМЕРТЬ ПАПЫ СИКСТА V
ПАПА Сикст V имел чрезвычайно болезненный и истощенный вид; его физические силы быстро исчезали. Энергия, с которой он принялся следить за процессом отравителей, в конце концов, убила его здоровье. Железный характер его ослаб; он с ужасом видел, что дни его сочтены, а между тем предстояло так много сделать. Войдя в кабинет дворца Восса della Verita, папа опустился перед Святым Распятием и начал молиться. Он верил, что Господь внушит ему справедливое решение. Его мучила мысль, что барон Гербольд, также виновный, прощен потому, что его мать внесла за него много денег. «Значит, — думал Сикст, — Зильбер погибает вследствие
— Нет, Гербольд не так виновен, он сам не был еретиком и никого не совращал с пути истинного, а Зильбер вреден, как зараза, и должен умереть.
Сказав это, папа подошел к окну и отворил его. Почти в то же время палач размозжил правую руку осужденного, и воздух огласился страшными криками страдальца. Сикст V невольно отшатнулся от окна и пролепетал:
— Боже Великий! Дай мне силу убеждения, что этот несчастный заслуживает казни!
В это самое время почти вбежал придворный лакей.
— Как ты смел войти, когда я строго запретил это? — спросил папа.
— Святейший отец, какая-то монашенка настаивает на том, чтобы говорить с вами, хочет заявить вашему святейшеству что-то не терпящее отлагательства.
— Хорошо, после; теперь нельзя! — отвечал папа.
В этот момент дверь отворилась, и в комнату вбежала монахиня, босиком, вся покрытая пылью и грязью; она бросилась к ногам папы и вскричала задыхающимся голосом:
— Помилосердствуй, Сикст, помилосердствуй!
Лакей, видя, что сцена принимает драматический характер, удалился. Сикст посмотрел на монашенку и злобно вскричал:
— Как! Вы, синьора, руководительница этого страшного заговора, осмеливаетесь просить меня помиловать ваших сообщников! Вы сами должны были кончить жизнь на эшафоте вместе с ними!
— О, Сикст! — молила монахиня, ломая руки. — Накажите меня, но простите Зильбера! Я убежала из моей ссылки, два дня ничего не пила, не ела; одна мысль поддерживала меня: молить ваше святейшество простить Зильбера и предать меня вместо него самой страшной смерти.
— Но почему же, синьора, вы принимаете такое близкое участие в этом молодом человеке? — спросил, злобно улыбаясь, Сикст. — Нельзя ли заменить его кем-либо другим.
— Подлец! — вскричала Юлия Фарнезе, точно раненая львица. — Он мне хочет заменить Зильбера! Но пойми, Феликс Перетти, Зильбер наш сын!
Сикст вскричал не своим голосом:
— Ты врешь, несчастная! Этого быть не может!
— Нет, не вру, Зильбер наш сын, я его воспитывала во Фландрии… Он приехал в Рим по моему приказанию… и попал в этот ужасный заговор… Прости же его, Сикст, прости! Можешь ли ты приговорить к смерти своего родного сына!
Папа ничего не отвечал. Бледный, с потухающими глазами, он трясся, как в лихорадке.
— Боже Великий! — кричала несчастная мать. — Что же ты молчишь; поспеши отдать приказание о помиловании своего сына, иначе будет поздно!
В это время из отворенного окна послышались страшные слова:
— По повелению нашего святого отца Сикста V, решением святого трибунала совершена казнь кавалера Альберто Зильбера, обвиняемого в отравительстве.
— Аминь! — отвечали тысячи голосов.
Юлия Фарнезе также слышала эти страшные слова. Обезумев от горя, она, было, бросилась на папу, но Сикст V, также слышавший о совершившейся
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
НЕ СТАЛО великого Сикста, этого колосса, который железной рукой восстановил законный порядок в Италии. Святая католическая церковь под управлением слабых и развратных пап была близка к падению; Сикст V могучей рукой поддержал церковь и государство; он стремился возвратить папству тот престиж, которым оно пользовалось несколько столетий тому назад. И если бы Провидению было угодно призвать к власти Феликса Перетти ранее, когда он не был так стар, не подлежит ни малейшему сомнению, что его цель была бы достигнута. Самой пламенной мечтою Сикста V было прогнать турок из Европы, занять все берега Дуная христианами и образовать конфедерацию из европейских государств под главенством римского первосвященника. В этом роде он уже начал действовать, но неожиданная смерть его остановила заведенную машину в самом начале.
Со смертью папы Сикста процесс по делу отравителей был окончательно прекращен. Обвиняемые за несколько сольди, данных тюремщику, получали свободу. Знаменитый преступник Тит, которого ждала каторга, свободно вышел из тюрьмы, его любовница Роза покинула место ссылки; молодые люди совершенно свободно отправились в Голландию, где поженились и устроились, как мирные граждане. Тит, муж Розы, впоследствии получил место бургомистра и пользовался большим почетом.
Куртизанка Диомира немногим пережила папу Сикста V. Умирая, она завещала все свое имущество бедным.
Альфонс Пикколомини, герцог Монтемарчиано, друг и товарищ покойного бандита Малатесты, некоторое время мирно пользовался дарованной ему амнистией, но вскоре натура взяла свое. Пикколомини опять начал разбойничать. До тех пор, пока он производил набеги в папских владениях, ему сходили с рук многие злодейства, но лишь только он перешел тосканскую границу, дела для него приняли неожиданный и самый неблагоприятный оборот. На флорентийском престоле в это время сидел великий герцог Фердинанд, бывший кардинал Медичи. Он замечателен в истории как покровитель наук и искусства и как мудрый правитель. В его царствование пограничная стража была в особенности бдительна. Лишь только Альфонс Пикколомини со своей бандой перешел границу Тосканы, как тотчас же был окружен сильным отрядом солдат, разбит наголову и взят в плен. Великий герцог Фердинанд без всякой церемонии отдал бандита в руки палача, и Альфонс Пикколомини был казнен во Флоренции.
Карл Гербольд, при помощи громадных капиталов его матери, достиг высоких почестей в Париже, он сделался любимцем короля Генриха IV и другом генерала Ледигиера. Таким образом, фамилия маркизов Гербольдов получила во Франции законную санкцию, которою беспрепятственно пользовалась до революции 1793 года, когда последний из маркизов Гербольдов, по приговору революционного трибунала, сложил голову на гильотине.
Граф Проседди вполне наслаждался плодами своих деяний. Он был страшно богат, молод и пользовался общим уважением, как святой. Лишь одно обстоятельство иногда беспокоило молодого графа. Время от времени он чувствовал жгучую боль в руке, укушенной зарезанным им иезуитом. Сначала молодой человек не придавал значения этому обстоятельству, но боль усиливалась и, наконец, сделалась нестерпимой. Граф Проседди принужден был обратиться к помощи врача. Последний тщательно осмотрел рану, покачал головой и сказал: