Папа Сикст V

Медзаботт Эрнест

— Благодарю Тебя, Искупитель, что Ты помог мне защитить бедный угнетенный народ, — шептал старик, глядя с благоговением на распятие, висевшее в углу. — Но в политике внешней как мало сделано для святой католической церкви! — продолжал рассуждать Сикст V. — Я мечтал возвратить в лоно церкви английский народ, но, увы, встретил несокрушимое препятствие в лице королевы Елизаветы! — Если бы мне еще десять лет жизни, — продолжал Сикст, — я бы возвратил престиж святому престолу, но, увы, я чувствую, что силы мои исчезают, я уже стою одной ногой в могиле! А как много предстоит еще сделать! Франция

осмелилась взять короля без благословения святого престола; по милости упрямства Филиппа Испанского еретик Наварры поднял голову! А английская королева! С этой железной женщиной труднее бороться, чем со всей Европой. Италия также возмущается, в ней нет согласия, многие не хотят понять моих планов: объединить весь католический мир в христианской лиге, общими силами броситься на турок, задавить их, занять Египет, водворив там католицизм, и соединить Красное море со Средиземным. Папство, водворенное в Египте! Какое приобретение — Африка! Но для всего этого необходимы деньги, а у меня их нет, — прибавил Сикст, грустно опуская голову на грудь. — Я не могу идти по дороге Цезаря и Александра потому, что у меня нет золота.

— Тебе надо золота, глава церкви? — раздался голос из противоположного угла комнаты — Скажи слово — и к твоим ногам посыплются миллионы!

Папа содрогнулся. Как все великие авантюристы, он был суеверен, тем более что его судьба сложилась как-то странно. В юности ему были предсказаны почести и власть, и это предсказание колдуньи исполнилось. Он, простой пастушок, сделался главой католического мира. Сикст набожно перекрестился и прошептал:

— Если это голос свыше, говори, я буду повиноваться и сделаю все достойное святого Искупителя, если же сатана явился соблазнять меня на что-нибудь греховное, то исчезни, провались в преисподнюю!

— Я не святой дух, посланный с кеба, не житель ада, я, простая, слабая, смертная, и пришла к тебе, великий Сикст, предложить свои услуги, — говорила женщина, тихо подойдя к папе и снимая с себя вуаль.

Женщина, в которой мы узнаем Барбару, упала на колени и вскричала:

— Простите, святой отец, умоляю вас, простите и выслушайте меня!

Сикст V был поражен величественной фигурой старой еврейки и сказал:

— Встаньте, синьора, и садитесь. Скажите, что вам нужно?

— Я мать Карла Гербольда — отвечала, вставая, Барбара.

— Как! Вы мать отравителя и осмелились прийти ко мне?

— О, святой отец, выслушайте меня, умоляю вас! — вскричала Барбара. — Он никогда не был отравителем, он слишком благороден для таких поступков, его товарищи вовлекли в заговор против вашего правительства, но с отравителями он ничего не имеет общего, клянусь вам!

— Тем не менее, — сказал строго папа, — этот молодой человек осмелился войти в заговор против государя, оказавшего ему гостеприимство.

— Да, ваше святейшество, — отвечала Барбара, грустно склонив голову, — мой сын заслуживает казни, против этого не может быть возражений, но великий Сикст помилует его, видя горячие слезы матери, — прибавила она и зарыдала.

— Но, синьора, вы ошибаетесь, что Гербольд не принимал участия в отравлениях; он сам в этом сознался.

— Да, под пыткой!

— Но это единственное средство, которым мы обладаем для того, чтобы

открыть истину. Наконец, — прибавил папа, — это дело уже меня не касается. Уголовная палата, которая занимается этим делом, несомненно, будет руководствоваться существующими законами; я тут ни при чем.

— Но, святейший отец, одно ваше слово…

— Я не скажу его, синьора. — вскричал Сикст. — Я не нарушу святости закона.

— А если бы я взамен жизни Карла Гербольда, предложила вам господство над целым миром, что бы вы сказали, ваше святейшество?

— Я бы сказал, что вы сумасшедшая, синьора.

— Нет, святой отец, я не сумасшедшая, я имею возможность предложить Сиксту средства для приведения в исполнение его великих планов. Вы хотите возобновить крестовый поход, вы хотите занять Египет и при помощи евангелия просветить дикую Африку; но для всего этого вам недостает денег. Прекрасно! Если сын мой будет спасен, я дам вам деньги.

— Но вы мечтаете, синьора, — отвечал папа. — Предположим, что вы очень богаты, но даже если бы вы все ваше богатство отдали мне, то оно бы составило лишь каплю в море.

— А сколько вам нужно для выполнения вашей цели? — спросила Барбара.

— Много, синьора, очень много!

— Например, двух миллионов скуди было бы довольно?

— Конечно, но кто же может располагать таким богатством?

— Я, — отвечала Барбара. — Лишь только сын мой будет свободен, я тотчас же вручаю вашему святейшеству кредитивы в два миллиона золотых скуди на банки Рима, Мона и Амстердама.

Сикст не верил своим ушам. Барбара продолжала:

— Скажите только одно слово, и кредитивы будут в ваших руках, я верю благородству Сикста.

Папа удивлялся все более и более.

— Опомнитесь, добрая госпожа, вы говорите несбыточные вещи, быть может, горе пошатнуло ваш рассудок.

— Напрасно вы так думаете, святой отец, — отвечала Барбара, — скажите слово, и я дам вам это богатство.

Папа начал колебаться. Несколько подумав, он спросил:

— Синьора, вы христианка?

— Нет, я еврейка, — отвечала Барбара.

— Это все равно, христиане и евреи имеют одного Бога Авраама и Исаака. Поклянитесь мне этим Богом, что сын ваш не был отравителем.

— Мой сын был в числе заговорщиков против папы и его правительства, но никогда не принимал никакого участия в отравлениях.

— И вы можете поклясться мне головою вашего сына?

— Клянусь его головою и собственной моей настоящей и будущей жизнью!

— Хорошо, — отвечал, глубоко вздохнув, папа, — если сын ваш был в заговоре только против меня, я имею право его помиловать. Где ваше золото?

— Вот, ваше святейшество, — отвечала Барбара, доставая с груди кредитивы и подавая их папе.

Сикст взял векселя и стал внимательно рассматривать подписи первых банкиров той эпохи.

— Просто как сновидение! — прошептал папа. — Эти евреи просто короли всего мира, потому что в их руках сосредоточено все золото.

Рассмотрев внимательно подписи банкиров, папа обратился снова к еврейке и сказал:

— Вы мне дали такое колоссальное богатство прежде, чем я освободил вашего сына, подумали ли вы о риске, которому подвергаетесь? Я могу присвоить это богатство и ничего для вас не сделать.