Папа, спаси меня
Шрифт:
— Если ты хочешь, я переверну всё вверх дном, я прижму твоего отца к стене, но заставлю его рассказать тебе правду. Я буду пытать его, буду иголки под ногти вставлять и жечь его рожу раскалённым металлом, чтобы он сказал тебе правду! Потому что я перед тобой чист. У меня не было никого, когда мы с тобой встречались… И долго не было никого после. Мать твою, я собирался сделать тебе предложение и хотел украсть тебя от твоего отца. Я мечтал примерить на тебя белое платье и подарить жизнь, которой ты достойна. Я хотел, чтобы ты купалась в нежности и любви. Скажи мне хоть что-то, Малая!
— Я тебе верю, — выдавливает она и покачивается.
И я верю тебе… Верю, что тебя жестоко обманули и разлучили нас самым мерзким образом!..
Замечаю, что с ней творится что-то не то! Малая переволновалась? Она вот-вот потеряет сознание, поэтому я подбегаю и хватаю её в охапку, прижимаю к себе и целую в макушку. Она мне не изменяла. Моя девочка. Каким чудом она стала женой Седого, предстоит ещё выяснить, но всё это неважно. Она была мне верна, и нас обманом разлучили… А это значит только одно — Всевышний непременно накажет тех, кто сделал это, я даже руки марать не стану.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, когда она начинает обмякать в моих руках.
Малая кивает, но я понимаю, что она теряет сознание.
— Врача! Срочно! — кричу я, прижимая её к себе.
Держись, Малая, мы через многое прошли, и как бы ни было тяжело, мы будем жить дальше… Назло всем завистникам и недоброжелателям.
— Врача, мать вашу! Быстро! — перехожу на рёв, когда её глаза закрываются.
Глава 42
С трудом открываю глаза. Голова болит, будто бы по ней стучали молотками, а к векам повесили пудовые гири. Наконец, хоть и не с первой попытки, распахиваю глаза и осматриваюсь. Дневной свет освещает больничные стены и белый потолок. Перевожу взгляд ниже и упираюсь глазами в спину врача, который что-то пишет за столом. Поднимаю руку, шуршу одеялом, поправляю волосы и дотрагиваюсь до виска, как будто это поможет уменьшить головную боль.
— А, проснулась, — поворачивается Иван Дмитриевич. — Наконец-то. Ну и напугала ты нас, Антонина!
— Что слу…случилось? — пытаюсь привстать, но это удается не с первого раза. Начинает кружиться голова, перед глазами порхают черные мушки — привычное для меня явление последних дней.
— А случилось вот что, дорогая моя, — он откладывает бумаги, подъезжает на стуле ко мне ближе и внимательно смотрит в лицо, сцепив пальцы на коленях в замок. — Случилось то, о чем тебе нужно было подумать чуть раньше.
Удивленно смотрю на него и даже забываю о том, что хотела спросить, как попала во врачебный кабинет. Последнее, что я помню — какая-то суматоха, разговор с Кириллом и его встревоженное, злое лицо. События последних часов медленно возвращаются ко мне, но все равно я их не осознаю до конца сразу.
— Пока ты отдыхала, — он выразительно смотрит на кровать, откуда я потихоньку пытаюсь встать, — и приходила в себя, пришли результаты анализов. Удобно терять сознание в больнице, знаешь ли, — Иван ухмыляется собственной шутке.
— Со мной что-то…то-то не так? — откашливаюсь я, чтобы голос звучал увереннее. О нет, только не очередные болезни! Подобного испытания я больше не переживу!
Вдруг по голове
По сути, у Егорки никого и нет, кроме меня. Женя найдет себе другую женщину, будет жить с ней, и на малыша ему будет наплевать. А мачеха наверняка не проникнется теплыми чувствами к чужому ребенку. Отец… он заинтересован во внуке поскольку-постольку…Да, он сделает все, о чем его попросишь — не обидит деньгами, купит все, что нужно. Но при этом он напрочь забудет о душе, и что станет с моим Егором? Он может вырасти таким же эмоциональным инвалидом…
Кирилл…хоть он и является биологическим отцом…Но…
Гоню эти мысли, особенно о Кире, подальше. Мысль о том, что он тоже заведет себе семью с другой женщиной, усыновит Егора, и будет жить большой любящей семьей, но без меня, отчего-то причиняет невероятную муку, боль. Сердце колет так сильно, будто прожигает каленой иглой.
— Почему же? — удивляется моему вопросу доктор. — Все так. Особенно если вы с мужем планировали это.
При упоминании о муже его глаза впиваются в мое лицо, и я опускаю глаза.
— Мы с ним разводимся, — тихо говорю ему.
Иван удивленно поднимает брови до линии роста волос, но задорно и заговорщицки подмигивает мне.
— Думаю, я знаю, кто виновен в том, что ваша семейная ячейка распалась. — Сказав это, он вдруг смущается — сжимает пальцы добела, и тут же отпускает. — Это не мое дело, в общем-то, просто хотел убедиться, что ты пришла в сознание до конца.
Я киваю. Кажется, руки- ноги целы, да и голова перестала кружиться от слабости. Напрягаюсь и жду своего вердикта.
— Тоня, не буду ходить вокруг да около. Пока ты была без сознания, мы сделали экспресс-тест крови, чтобы понять, в чем дело. — Киваю в ответ на его слова. Хорошо, что наш врач такой не сдержанный на действия, и всегда планирует все наперед, как я успела заметить. — Ты беременна.
От шока перестаю дышать. Глаза открываются так широко, что даже немного больно.
— Да, ты беременна. Ошибки быть не может. Согласно данным ХГЧ, беременности около четырех-пяти недель. — Он присматривается ко мне, ожидая какой-то реакции, но ничего, кроме шока, у меня его слова не вызывают.
Не может быть.
Не может этого быть!
Резко привстаю, сажусь на постели свесив ноги вниз, дотрагиваюсь пальцами до прохладного пола, и эта связь с реальностью вдруг запускает во мне все мыслительные процессы.
Я так хотела забеременеть, завести ребенка, чтобы таким образом спасти Егора, что даже переступила через себя и пришла той самой луной ночью в комнату к Кириллу, плюнув на все распри, недоговоренности, что разрослись между нами, как снежный ком.
В ту ночь наша взаимная ненависть горела как самый лучший костер, все полыхало и искрилось так сильно, так невероятно, так жгуче, что, похоже, все получилось в первого раза. Да уж, все в Кирилле стремится к жизни, — ошарашенно усмехаюсь этой мысли, — даже сперматозоиды.