Папина содержанка
Шрифт:
– Сама ты с глистами, – бурчу в ответ. Но, чтобы дольше не спорить с Максим, замираю в одной позе. Только здесь уснуть вообще не вариант. Прямо за окном квартиры, на улице, ярко светит фонарь. Он заливает белым мертвенным светом пространство, а поскольку шторы тонкие, то и внутри всё хорошо видно. Я же люблю спать, когда вокруг полная темнота. Даже если глаза закрыть, всё равно не помогает. Потому беру в руки смартфон. Лазаю в интернете, читаю всякую чушь наподобие новостей.
Но уснуть это не позволяет, и мои попытки хоть как-то убить время до утра (хотя даже не знаю, во сколько надо вставать) приводят меня, кажется, совершенно
Ну, здравствуй, мой маленький дружок. Что, скучно тебе? Очень давно дядя Саша не радовал тебя жаркой дрочкой. Уж прости, но не наблюдается Лизы поблизости. Можно было бы ее попросить соснуть разочек-другой, увы. Хотя какая, на хрен, еще Лиза?! Она здесь ни к чему. Я смотрю на Максим и начинаю представлять, как она прямо сейчас встает с дивана. Подходит ко мне. Опускается на колени и стягивает джинсы вместе с «боксерами», не отводя взгляда от моих глаз.
Потом он проводит ладонями по моим бедрам, по животу, по груди и скользит ими вниз. Между нашими глазами по-прежнему ничем не прерываемый контакт, и в её очах я вижу жаркую похоть, овладевшую мыслями и телом девушки. Она, остановив пальцы на моей талии, опускает голову, и вот уже я ощущаю на своем члене горячее тугое колечко. Это мажорка обхватила меня там губами, а потом присоединила к ним язык, начав сосать.
Я закрываю глаза и представляю, как она высвобождает мой фаллос, проводя языком от самого кончика до яичек, а после спускается вниз, дальше, в промежность, и мне становится немного щекотно. Но на этом путешествие мажорки не прекращается. Её путь лежит дальше, в мою заветную глубину. Он подводят ладони мне под пояс, затем приподнимает, и мои ноги оказываются в воздухе, а мой анус – прямо перед её лицом…
– Всё папеньке расскажу, – вдруг слышу я шёпот Максим и застываю. Одна рука на члене замерла, вторая на подлокотнике, в который вцепился. Распахиваю глаза. Передо мной возвышается мажорка и смотрит со своей обычной гадкой ухмылкой. – Ай-ай-ай, Александр, – в голосе Максим слышится укоризна, будто старшая отчитывает младшего. – В вашем возрасте рукоблудничать! Да еще где? В чужой квартире! Милок, да вы конченый извращенец! Мастурбатор!
Я закусываю нижнюю губу до боли, чтобы не послать её подальше. Но мне стыдно, жутко стыдно, потому спешно вытаскиваю руку из трусов и начинаю, путаясь и проклиная всё на свете, застегивать одежду. Максим, между тем, продолжает стоять надо мной и поучительно говорит:
– В вашем возрасте, юноша, давно пора спать с девушками вместо того, чтобы пипиську теребить! – она сейчас бы наверняка расхохоталась, но в силу обстоятельств предпочитает сдерживаться.
Мажорка уходит, воцаряется тишина. Я, пристыженный, засыпаю.
* * *
Слышится шлепанье босых ног по полу. Открывается дверь, из дальней комнаты выглядывает заспанная Джейни.
– Доброе утро, ребята, – говорит она. – Вы уже встали? Я сейчас сделаю завтрак.
– Ничего не нужно, спасибо, – отвечает Максим. А меня спросить? Ну, как всегда! – Нам уже пора, а то некоторым тут сильно не терпится, – это намек в мою сторону.
– Да-да, нам надо спешить, – поддакиваю я.
– Куда?
– Искать дальше будем,
Я же никак не могу прийти в себя после того, что случилось ночью. Смотрю на часы: восемь часов девять минут. Мы прощаемся с Джейни. Выходим на улицу. Я молчу. Опять жутко стыдно перед Максим. Вот почему она всё время заставляет меня испытывать это дурацкое чувство? Хотя ответ очевиден: слишком много косячу. Вёл бы себя, как взрослый разумный мужчина, и поводов краснеть стало бы намного меньше.
Глава 40
Мы успеваем добраться до гостиницы, и всё. Дальше позвонила Джейни и сказала, – я слышал её рыдающий голос через динамик телефона Максим, – что с ней на связь вышел похититель. Заявил, что поскольку мы организовали на него охоту со стороны полиции, он увеличивает выкуп ещё на четыре миллиона евро.
– Так и сказал, – шмыгнула носом в трубку девушка, – «семь – моё любимое число».
– А дальше что?
– Чтобы деньги были сегодня, к полуночи. Место встречи – Хампстед-Хит, а если точно – Highgate Men's Bathing Pond.
Мажорка сказала Джейни, чтобы та выпила снотворное и отдыхала, пока мы с «моим юным коллегой» готовимся. Затем убрала телефон и проговорила:
– Час от часу не легче.
– Это называется полная попа, – сделал я вывод.
– Зачем же ты так про себя критично? – спросила мажорка.
– Чего?
– Ну, ты же про свою голову, верно я поняла?
– Да у самой у тебя!..
– Цыц! – прикрикнула на меня Максим, и я резко замолчал. – Будешь на меня волну гнать, всё доложу папеньке. Как ты в квартире близкой подруги правнучки его главного финансового партнера лысого гонял.
– Да пошла ты, – равнодушно отвечаю, хотя думать о том, как отец станет выслушивать детали моего проступка, очень не хочется. Родитель явно не оценит такое поведение.
– Поехали снова к нашему японскому другу, – говорит Максим, и мы вновь стремимся на такси в лондонский офис «Mitsui Industries».
Увидев нас в своем кабинете, Такэда аж весь побледнел. Прочитал по нашим физиономиям, что плакали с таким трудом собранные им три миллиона. О чем мы ему сразу же и сообщаем, но не даем опомниться и просим выделить ещё четыре.
– У меня нет таких денег, – разводит руками японец. Лицо у него мало того, что неестественно бледное, так ещё и посерело даже. Видать, те деньги все-таки были для него очень важны, а мы с такой невероятной легкостью их профукали. И неизвестно ещё, какая судьба постигнет следующий транш. Если похититель окажется столь же ловок, то станет богаче на целых семь миллионов. Что дальше с Наоми после этого случится – неизвестно. Вот в чем главная заковыка.
– Видимо, все-таки придется мне звонить господину Сёдзи, – угрожающе-насмешливо (как у неё получается одновременно сочетать эти две интонации, не понимаю) говорит Максим. И… натыкается на дух самурая, проснувшийся в Такэде.
– Звоните, – говорит он. – Я вам сказал правду. У меня больше денег нет.
Мажорка идет на принцип. Она берет трубку, смотрит в лежащую на столе памятку с номерами телефонов, из которых принадлежащий приемной президента корпорации выделен жирной красной линией и рядом по-английски крупными буквами: «Do not dare!», что я перевожу как «Не смей!» Только непонятно тогда, зачем было писать. Замазал бы корректором, и готово. Видать, японская пунктуальность.