Пара для дракона, или игра в летнюю ночь

Чернышова Алиса

— Бран?! — к такому она была морально не готова, — Ты тут откуда?

Полулис сидел возле камня и нервно осматривался по сторонам.

— Не знаю, — буркнул он, — На тебя напали, когда я держал тебя за руку, и вот…

Раока прищурилась и стремительно огляделась по сторонам. С большой долей вероятности, полулис не был реален — очередная премилая пасхалочка от Короля-Под-Горой, шуточка полностью в его вкусе. Но с тем же успехом могло быть, что парень по ошибке перенёсся с ней вместе, и в этом случае у него были просто космических размеров проблемы.

В бытность свою придворной ей доводилось присутствовать на праздновании темнейшей ночи, потому регламент был более чем известен. Единственное, чем

она в такой вот дивной ситуации могла помочь новому коллеге — дать парочку умеренно ценных советов. Это было преступно мало, с другой стороны, нечего было тянуть руки, куда не просили: все же, спец, а не мальчик с улицы, не может не знать, как опасно бывает соваться в добровольцы.

— Бран, слушай меня очень внимательно, — прошипела она, — Ноги в руки — и беги на десять часов, там колонны, поддерживающие своды. Старайся спрятаться и помни: как бы красиво ни выглядели фейри, ни с кем не разговаривай, никому не верь и ничего не обещай. Когда все закончится, постарайся удрать и молись тому, кого вы называете Лесным Князем — вы, пушистики, у него на хорошем счету.

— Но…

— Это приказ. Выполнять!

Рявкать шёпотом — практика сомнительная, но действенная. Особенно в случае с отставными военными, привыкшими реагировать на определённое сочетание слов и тона, По крайней мере, с полулисом сработало, и он растворился во тьме за пару мгновений до того, как обманчивую тишину разрезал звук барабанов и пение охотничьего рожка, а своды пещеры начали сиять бледным, напоминающим лунный светом.

— Началось, — прошептала Раока почти помимо воли, и её голос утонул в тысяче других. Свет разгорался все ярче, и уже можно было разглядеть огромную пещеру, стены которой прятались в тенях, а светящиеся зубы сталактитов щерились с потолка, добавляя пейзажу красоты. Жертвенные камни — или, как их принято называть у фейри, ложа перехода — стояли полукругом по левую руку от сплетённой из корней, камней и земли статуи в семь-восемь человеческих ростов. Она изображала Короля-Под-Горой таким, каким он являлся в ночные кошмары, в том обличье, что отпечатывалось на глубине сознания и инстинктивно вызывало неназываемый страх — условно антропоморфное существо без лица с разветвлёнными оленьими рогами, копытами на ногах и медвежьими шкурами, укрывающими могучие плечи.

Её соотечественники были тут же, пёстрые, скрывающие лица за масками, босые, но обряженные в ярчайшие наряды и драгоценности. Мёртвые кони били копытами, скалились призванные из иномирья туманные гончие, а жрецы, облаченные в шкуры и носящие на головах рогатые черепа, выступили вперёд с чашами. Старший из них, безликий человек в темной одежде, встал в центре зала и развел руки, к которым тут же принялась ластиться тьма.

— Дивные, — низкий, вполне молодой чувственный голос разнёсся по залу, змеёй заползая в каждую душу, — Говорят, что в ночи прячутся монстры; говорят, под луной пляшут прекрасные феи; говорят, смерть неизбежна и окончательна; говорят, тьма жестока. Нам с вами повезло в одном: уж мы-то знаем цену словам! Наша ночь началась, как за тысячи лет до, так и после, от круга и до круга. Зима сменяет лето, жизнь идёт смертью, победа за поражением, свобода за неволей. Пусть другие прячутся за новыми правилами и законами, притворяются добрыми и цивилизованными, мы знаем — есть лишь одно, что неизменно. Да будет Охота. Да будет Игра!

— Да будет Охота. Да будет Игра! — повторила толпа, и Раока вместе с ней, потому что такие слова рождаются где-то в глубине души, и их невозможно не произнести. Бой барабанов стал громче, и казалось, что все сердца в зале подстраиваются под этот ритм.

— Да будет Охота. Да будет Игра! — гремело громче и громче, никто не мог замолчать, потому что так надо, потому что так — правильно.

И что-то в самой земле зарокотало, голодно и зло, а после от каждого стоящего в пещере по земле потянулись коренья мягко мерцающего света, сплетаясь вокруг статуи и вливаясь в неё, словно реки. Спроси кто Раоку, она и под страхом смерти не смогла бы сказать, сколько времени прошло — минуты или часы. Мерцающие под потолком огни разгорались, связывающие их всех коренья становились все толще, а после, когда тянущая боль в груди стала и вовсе невыносимой, статуя Короля-Под-Горой шевельнулась, устраиваясь на троне поудобнее.

— Да будет Охота. Да будет Игра! — пророкотал Король своим громовым голосом, и зал снова пришёл в движение. Жрецы с чашами двинулись к лежащим на камнях; один из них остановился напротив Раоки, протягивая ей чашу ледяной воды из подземных ключей. Она послушно выпила до дна, чувствуя наполняющий тело освежающий звон, а после, повинуясь знаку жреца, сняла мягкие сапожки и распустила волосы, оставаясь в одном только киото. Служитель Короля бросил на традиционный драконий наряд косой взгляд, но требовать снять его не стал.

— Пора, — сказал жрец, — Ты знаешь, что делать, Раока Крылья Ночи?

— Каждый шаг, Ведающий, — ответила она в соответствии с традициями.

— Значит, иди же.

Камень, покрытый мхом, холодил ступни, и разряженные в пух и прах, спрятавшие лица масками фейри расступались, кружили вокруг, перешёптывались и смеялись, создавая вокруг специфический шум.

— Приятной смерти, предательница, — прошептал кто-то чувственно на ухо.

— Сдохнешь, — радовал ещё кто-то. Раока только фыркнула сдавленно — старый добрый Неблагой Двор. С учётом шума, который наделал её громкий уход, они ещё были вежливы, если можно так сказать.

На самом деле, ей следовало догадаться, что произойдёт, но так уж устроенны люди — пусть зима и наступает каждый год в один и тот же день, все равно холода приходят неожиданно. Так и с этим: сначала она узнала запах, тот самый нежный аромат ночной фиалки, что до сих пор изредка являлся ей в кошмарах. Узкая, обманчиво лёгкая ладошка легла Раоке на плечо, и с ней поравнялась женщина чуть выше неё, вся из контрастов: алый — губы, водопад волос, тяжёлый бархат платья, белый — кожа, будто выточенная из мрамора, так и манящая прикоснуться к обнаженным плечам, чёрный — узорчатые кружева маски.

— Как радостно — наконец-то видеть тебя, — прожурчал знакомый до дрожи голосок. Дивная леди явно пыталась напугать её, и раньше, годы назад, это подействовало, но теперь…

— Здравствуй, мама, — фыркнула Раока, — Я тоже скучала.

Ноздри точёного носа леди раздулись.

— Не смей называть меня так.

— Подошла первой — терпи. И потом, на правду не обижаются, знаешь ли.

— Ты стала такой смелой, моя девочка… — ненавистный голос стал ласков настолько, что можно было не сомневаться — дивная леди в ярости, — Наглость, очевидно, передается половым путём, но не забывай — здесь тебя никто не прикрывает. Если каким-то чудом ты не умрёшь в Лабиринте… помни, что я жду по эту сторону.

Губы Раоки презрительно скривились.

— Вот уж ни разу не сомневалась, — отозвалась она, но леди не унималась — скользнула кругом, будто угорь, и провела кончиками пальцев по ткани наряда.

— Киото, да? Ты совсем отуземилась, чудо, что не начала ещё превращаться в огнедышащую ящерицу. Я слышала, твой дракон дарит тебе наряды? Надо отдать должное его вкусу — ткань, словно снег под пальцами, должно ощущаться на коже, как ласка. А эти карманчики для оружия — и вовсе диво… Но все равно, неужели оно того стоило — предательства? Или этот ледяной уродец настолько хорош в постели? Ну, не волнуйся, Неблагой Двор постарается предоставить тебе альтернативу, и даже не одну. Ты знаешь, насколько наши дознаватели… изобретательны.