Пара инопланетного дикаря
Шрифт:
— Я создала монстра, — стону я, восстанавливая дыхание, когда последние волны еще одного сокрушительного оргазма медленно утихают. Это первый раз за сегодня, но я все еще чувствительна после четырех или пяти раундов секса, которые были у нас вчера.
Я вижу удовлетворение на инопланетном лице Арокса, когда он встает, чтобы начать день.
— Эмилия много говорит на своем тайном языке.
— Только хорошие вещи.
Я оглядываю пещеру, ожидая увидеть Алису, сидящую где-то рядом. Но, конечно, у нее есть другие дела.
Я встаю и потягиваюсь, просто потому, что могу. Со вчерашнего дня я отложила немного сален-фруктов, и они, похоже, пережили ночь. Если Алиса не вернется, я больше никогда не смогу заполучить их, и это полностью разобьет мое сердце. Поэтому я ценю каждое мгновение, когда калейдоскоп ароматов наполняет мой рот.
Я протягиваю один Ароксу, но он просто смотрит на него с некоторой тоской и жует сухой кусок терота.
— Да, — говорю я с набитым ртом, — мы попытаемся сохранить немного сален-плодов на потом.
Он идет, чтобы поджечь кузницу, а я надеваю свое довольно грязное платье.
— Арокс, как думаешь, Гурэкс делает одежду?
Арокс разжигает огонь, который использует для нагрева железа, чтобы сделать лезвия.
— Да. Уже много лет. Но воины не используют много предметов одежды.
— Здорово. Я пойду поговорю с ним.
Aрокс изучает грубый кусок металла.
— Отлично. Не покидай деревню. Сегодня ворота закрыты. Кто-то видел охотников из другого племени неподалеку.
Я поднимаюсь на цыпочки и целую его в щеку, отчего Арокс посылает мне хитрую ухмылку. Он наслаждался нашей ночью, так же как и я.
Гурэкс сидит за ткацким станком, и сегодня ткань темнее, чем та, которую я видела вчера.
— Доброе утро, — говорю я. — Ранний подъем.
— Да, именно так, — говорит старик. — Женщина с улыбкой, подобно солнцу, должна встать с солнцем, чтобы солнце завидовало.
Я имела в виду его, но не вижу причин объяснять.
— Спасибо.
Я сажусь без приглашения. Эти парни никогда не видели женщин, поэтому их манеры, вероятно, заржавели, и мне придется быть немного активнее.
Пещера Гурэкса еще более пустая, чем у Арокса. Все стены в пещере голые, кроме одной, на которой висит ржавый меч. На полу лежат шкуры, и есть закупоренный кран, откуда выходит вода из саленных деревьев. Рядом с одной из стен стоит грубая ваза с сухой веткой в ней.
Вот и все. Это все, что он накопил за всю жизнь в деревне, даже будучи вождем. Никто не может обвинить его в том, что он жадный.
— Благородный воин Гурэкс создает прекрасную ткань.
Он пожимает плечами и продолжает работать, отправляя деревянный челнок туда и обратно и управляя примитивным механизмом корявой, морщинистой рукой.
— Иногда прекрасную, иногда нет. Чаще всего нет, по правде говоря. В моей юности материал был лучше, и я мог делать очень хорошие вещи, которые были похожи на воду. Теперь
Вождь прав. Материал, который он сейчас ткет, больше похож на мешковину.
— Почему нити стали грубее?
— Облачный цветок больше не растет рядом с деревней. Мы использовали слишком много, потому что нам нравились рубашки из мягкой ткани. Приходилось продвигаться дальше и дальше в джунгли, чтобы найти цветы. А потом их уже не стало.
Он указывает на вазу с сухой веточкой, и я встаю и подхожу к ней. Это не ветка, а старый цветок. Стебель и листья сухие и красноватые, но у него есть маленький шарик наверху. Он мерцает серым, и я не могу понять, из чего он состоит. Но вижу, что из него можно изготовить тонкую нить.
Мне становится любопытно.
— У Гурэкса есть облачная ткань?
Вождь перестает работать и смотрит на меня. Он стар, но у него все еще есть тлеющий огонь в глазах.
— Несмотря на это, я сохранил последний кусок, который соткал. Не знаю, почему я это сделал. Полагаю, я чувствовал, что нам нужно помнить, что мы могли делать. Но теперь я понимаю, что он много лет лежал без пользы.
Он с трудом поднимается на ноги. У меня возникает порыв встать и помочь ему, но я понимаю, что это было бы неправильно. У каждого из нас есть гордость.
Я смотрю, как Гурэкс роется в деревянном ящике в задней части пещеры, а затем возвращается ко мне и медленно садится.
— Это последний кусочек облачной ткани в деревне.
Он разворачивает маленький сверток. Ткань внутри ослепительно белая и настолько прекрасная, что я не вижу даже отдельных нитей.
Он протягивает мне уголок ткани.
Я не могу поверить своим ощущениям. Кажется, что ткань течет. Сатин казался бы грубым по сравнению с ней.
— Как вода!
Гурэкс улыбается.
— В старые времена мне нравились ткани. Они охлаждали в дневное время и обеспечивали тепло ночью. Многие воины носили белые одежды во время охоты, и их часто убивали. Это не естественный цвет, и они были очень заметны в джунглях. Но им нравилось, как они выглядели, — он хихикает.
Я трусь щекой о ткань.
— Мягкая. Гурэкс делал одежду?
Он выдвигает свою челюсть.
— Много раз. Когда-то было принято носить одежду на верхней части тела, когда у нас были ткани для нее.
Я смотрю на свое тело. Кожаное платье жесткое, мешковатое и такое уродливое. Я рада, что не видела зеркало в течение нескольких недель. Так же оно грязное.
— Можно сделать женскую одежду?
Он скептически смотрит на мою грязную одежду.
— Как эта?
— Или лучше? — предлагаю я. — Одежда, которая подойдет мне.
Гурэкс снова встает и уходит в заднюю часть пещеры, а затем возвращается с деревянной коробкой. Он вытирает пыль сверху и открывает ее. Внутри есть несколько маленьких, блестящих ножей и деревянных игл, а также нити различной толщины и разнообразные ткани всяких цветов.