Пара, в которой трое
Шрифт:
От Вены до Сараево (1978–1984 гг.)
Наташа. Программа второго нашего совместного года определилась в начале мая 1978-го. Мы приехали к Славе Жигалину на дачу отмечать конец сезона. Огромный дом (я первый раз такой видела). Славин папа был тогда министром. Съехалась почти вся сборная, соревнований нет, впереди Сибирь с показательным туром, а там отношения обычно складываются замечательные даже у соперников. С большим опозданием приехали Татьяна Анатольевна и Елена Матвеевна Матвеева – известный хореограф. И вид у них был (или мне так сейчас кажется) очень заговорщицкий. Но что я помню – обе они находились в крайнем возбуждении. Долго хранить тайну они не могли. Если выбор программы сделан, Татьяна Анатольевна выглядит так, будто у нее весь мир в кармане. Она нам тут же рассказала, что они весь
Но у меня это известие вызвало жуткий страх. Я в одиночном катании всегда выступала под классику, а последняя моя произвольная программа вообще исполнялась под орган. Правда, в коротких программах я чаще всего использовала цыганские мелодии. Но чтобы Чаплин, чарльстон – такого мне еще никто не предлагал, и, честно говоря, я была в ужасе: что же у меня получится? Когда мы вышли на лед и начали что-то пробовать, Андрюша заразился этой идеей сразу, к такой музыке он как танцор привык. Даже чарльстон, оказывается, в какой-то программе прежде катал. Поэтому он очень легко все схватывал. А я? Я с большим удивлением смотрела на него. Он шутил, подпрыгивал, бегал, я же никак не могла выйти из оцепенения, но потом тоже вошла во вкус. Мы хохмили и сами смеялись над своими шутками, что очень нравилось Татьяне Анатольевне и Елене Матвеевне. Это время, пока ставили произвольный танец, осталось в памяти как время постоянного веселья.
Они то хвалили нас, то подзадоривали, и танец рождался вроде бы сам собой, без натуги. Его поставили за пять дней. Могли бы и быстрее, но во время работы над последней частью Андрюша пропорол мне ногу. У меня сейчас обе надкостницы насквозь пробиты, но первую травму я получила на этой программе. В ней была такая заводная пробежка, Андрей увлекся, разошелся и как саданул мне коньком по ноге…
Последняя часть, кстати, рождалась дольше первых трех. Так всегда потом будет складываться – вроде раз, и все готово, только никак не получается конец, а иногда – начало.
После отпуска мы приехали в Томск. Вчерне мы уже все разобрали, не освоенным до конца остался кусочек из медленной части: как мне на партнера запрыгивать и как с него падать. Я не могу сказать, что способна сейчас, двадцать с лишним лет спустя, протанцевать «Чаплина», но какие-то ключевые моменты танца помню прекрасно. Обидно, но танец не заснят, видеоаппаратура в стране тогда только-только появилась.
В Томске, когда началась настоящая накатка, Андрюшке стало плохо. Уже никто не хохмил, приходилось работать, и много работать. Мы катали, и не раз за тренировку, по две части сразу – это всегда тяжело, но особенно когда ты в самом начале сезона. Морально я себя чувствовала куда лучше Андрея. Все для меня внове, все нравится, от программы я в восторге. Привычка много работать и полная раскованность у меня в отличие от Андрея тоже сказались.
То лето в Томске запомнилось мне еще и созданием показательного танца, наверное, одного из самых лучших у нас. Я долго мечтала его повторить, хотя сейчас он, наверное, выглядел бы странно. Танец условно назывался «Мираж». Елена Матвеевна во время перерыва показала нам его романтический рисунок, но, как мне кажется, придумала его Татьяна Анатольевна, чтобы отвлечь нас от произвольной программы, создать некий контраст с веселыми движениями «Чаплина».
Много лет спустя я случайно наткнулась на эту довольно популярную музыку, и мне так захотелось закружиться снова. На первом нашем чемпионате мира в Вене мы во время показательных выступлений продемонстрировали наш «Мираж», но тогда он не прозвучал, наверное, мы до него еще не доросли. Прием из этого танца – будто выходишь из-за стены – позже использовали многие.
Я даже не вспоминала о своем одиночном прошлом, но сообщение, что мы в апреле едем на чемпионат мира в Вену, для меня прозвучало ошеломляюще. В тот год я начала резко поправляться. Какой-то кошмар, ничего не помогало, я не знала, что с собой делать, Татьяна Анатольевна ругала меня страшными словами. До определенного возраста обычно все фигуристки пухленькие, потом, как правило, вес приходит в норму.
Выступили мы на первом своем чемпионате неважно. Плохо откатали обязательную программу, Андрюша цеплялся ногами за борта. Одна оставалась надежда – не опозориться бы на произвольном танце. К счастью, мы откатали его так, как никогда. Нас заметили, несмотря на десятое место, далекое от призового, пригласили на показательные выступления. Я испытала настоящее счастье.
Андрей. Поездка на чемпионат в Вену на меня свалилась, как подарок судьбы. И двух лет не прошло, как мы с Наташей оказались в паре, и решение тренерского совета – заслуженное или, как кто-то считал, незаслуженное – мною воспринималось как награда за огромный труд. Тренировались мы много, по восемь часов в сутки, до изнеможения…
Мне все нравилось на чемпионате. Я и раньше ездил на международные состязания, но не такого ранга. Опекал меня Андрей Миненков, мы с ним вместе тренировались. Я держался все время при нем, внимательно прислушиваясь ко всем его высказываниям. Прошли мимо американцы в одинаковых красных куртках, Андрей со знанием дела говорит: «Да, новую форму себе сделали для чемпионата, вот это подход к делу». А мы приехали кто в чем, хотя каждый, конечно, взял с собой самые красивые вещи. Потом оказалось, куртки, что на американцах, бесплатно выдают всем участникам чемпионата. «Вот что значит мировое первенство, – размышлял я, – не успел приехать, уже подарки. Праздник». Но уже со второго своего чемпионата и до последнего, десятого, я уже так не думал. Нас поселили в дорогом красивом отеле, рядом старый парк с конюшнями, где проводились соревнования по выездке. Мы с Андреем гуляли в парке, и я как откровение воспринимал от него то, что и сам уже давно знал: перед соревнованиями надо подышать, после обеда – погулять, а потом – поспать.
Мы приехали в Вену дней за десять до старта, тренировались нормально, как и полагалось, немного нервничали. К чемпионату нам поменяли костюмы, купили в Чехословакии материал, и они перестали быть блеклыми. Казалось, все развивается нормально, но погубила меня ерунда, в основе которой лежала неопытность. Тренировались мы на маленьком катке, а на большой нас выпустили сразу на соревнования. На тренировочном приходилось сдерживать себя, а здесь я выскочил, и мне показалось, что вообще никаких ограничений у площадки нет, и в «Венском вальсе» на первой же серии – раз, и я за бортик ногой зацепился. Ёкнуло. Захожу на вторую серию – все то же самое. Обидно, вальс получился у нас вполне приличным. Потом блюз. В нем был такой момент: едешь спиной вдоль маленького бортика, ногу поднимаешь и проводишь ею перед собой – опускаешь, выходишь вперед, – у танцоров это называется «кросс-ролл». И опять я по бортику ногой «з-з-зы» – и десятое место, на оригинальный попали уже одиннадцатыми. А я ехал в Вену, предполагая, что станем восьмыми-девятыми. Я в полном трансе, уже никакого удовольствия от чемпионата мира. А в произвольном… То ли мы его выучили очень хорошо, то ли мне он сильно нравился… Публика кричала, оценки оказались невероятные: один судья дал четвертое место, другой – тринадцатое. Никто из арбитров не знал, куда нас поставить, в итоге мы стали десятыми.
Теперь я уезжал из Вены счастливый: я успешно прошел целый этап в своей жизни, попал на чемпионат мира, я показал себя, а главное – посмотрел других. Тарасова прибежала, глаза у нее сверкают: «Вы… на показательных!» А я: «На показательных так на показательных». Никакого удивления, будто бы все так и должно происходить. Даже возмущался, когда на показательных нас попросили вновь прокатать произвольный танец. Татьяна Анатольевна не ожидала от меня такой наглости.
Наташа. В Вене вновь проиграла Ира Моисеева. Они с Андреем Миненковым перед чемпионатом еще тренировались на СЮПе у Тарасовой, и никто не знал, что они переходят к Пахомовой, хотя Людмила Алексеевна к ним регулярно приходила, правда только утром, на обязательные танцы. Известие о том, что они уходят от Тарасовой, для меня было таким же немыслимым, как и то, что нас пригласили выступать в показательных танцах. Я очень устала, соревнования для меня непривычные, я так на них тряслась, что плохо соображала.
Нас взяли в Вену не потому, что мы стали третьим дуэтом в стране. На чемпионате СССР мы оказались пятыми – за Зуевой и Витманом, за Гараниной и Завозиным. Но Татьяна Анатольевна ходила по кабинетам, доказывала: «Бестемьянова и Букин должны поехать в Вену! У них есть будущее!» И ей удалось добиться, чтобы нас взяли на первенство мира. Игорь Александрович Кабанов, который в те годы ведал в отделе фигурного катания Спорткомитета спортивными танцами, тоже считал нас интересной парой и ратовал за то, чтобы мы попали на чемпионат. Конечно, наша поездка в Вену смахивала на авантюру, и уж никто не ожидал, что мы окажемся на десятом месте. Я думала, что нас никто никуда посылать больше не будет.