Парадокс параллельных прямых. Книга первая
Шрифт:
Женщина отвернулась от испанца и, почти не скрываясь, проводила спину актера долгим голодным взглядом.
– Не советую.
– Что?!..
– Просто не советую, – неожиданно спокойно заговорил испанец, – с ним эти номера не проходят.
– Он что, гомик?
Мужчина придушено фыркнул.
– Не больше меня.
– Тогда почему?
Испанец выразительно пожал плечами.
– Только не говори мне, что он не может.
– Ну что ты, моя прелесть, конечно может.
– Ну, это поправимо.
Испанец склонился ниже, нежно улыбнулся отражению.
– Марго, брось. Поверь старому другу, что здесь рыбы нет. Хоть он и красив, как греческий бог, но пыла у него больше, чем на две недели, еще, ни для кого не хватало. Да и с воображением тоже слабовато. В Париже он всех приглашает в один и тот же ресторанчик на Монмартре, потом провожает домой и…
– Слушай, ты! – окончательно выведенная из себя, бешено прошипела Марго.
– Ладно, не злись, моё дело предупредить. Хотя… – испанец склонился ещё ниже, почти щека к щеке, – ты настолько неотразима, что я, возможно, не испугался бы твоего Дюпона…
– Дурак! – Марго резко встала, – отцепись же ты, наконец, и дай мне переодеться!
– Браво, о, несравненная! – проваливаясь ниже, испанец чуть ли не распластался перед ней в глубоком поклоне, – ты неповторима! Не иметь мне больше ни одного контракта, если вру!
Марго одним махом смела с лавки ком вещей и скрылась в ближайшей раздевалке.
– Везет же дуракам! – выпрямляясь, сообщил зеркалу испанец, – только хотел бы я знать, а кто же здесь дурак, а?
За окнами вагона проносилась ночь. В сгустившемся сумраке мелькали черные бесформенные массы деревьев, матово поблескивала трава. Поезд прогрохотал по мосту, и внизу промелькнула серебристая лента реки.
Кондуктор проверил билеты, патруль – документы. Пассажиры угомонили взбудораженных посадкой детей, распихали багаж, поужинали и теперь спали, кое-как разместившись на жестких вагонных полках.
В сонной, душной темноте вагона медленно, как зеркальные карпы в королевских прудах, шевелились сны.
Жан тоже спал, неудобно свернувшись на слишком узкой и короткой для него полке. Во сне ему снилось, что он не спит. Там, во сне, он сидел на своем месте в углу вагона и смотрел в окно, почему-то не закрытое светомаскировочной шторой.
За окном медленно разворачивались длинные ленты сизо-фиолетового тумана, от одного взгляда на которые ему отчего-то становилось тревожно и сладко. Ленты плели сложные замысловатые узоры, превращаясь то в струйки сигаретного дыма, то в ручейки, наполненные искрящимся в темноте шампанским. Постепенно ручейки слились в сплошную мерцающую реку, сквозь которую проступила никелированная барная стойка, из-за которой вдруг высунулся помреж и нацелился на Доре огрызком карандаша.
«Шпагу сдал?»
«Да
Твердо зная, что помреж здесь лишний, что его появление только запутывает, отвлекает от самого главного, отчего-то такого, что долгие годы занозой сидело в его мозгу, Доре раздраженно завертелся на полке и попытался мысленно вымести помрежа из кадра. И, как это ни странно, помреж действительно вымелся. Но в отместку захватил с собой стойку, которая была здесь абсолютно необходимо. Настолько необходима, что, потеряв её, Доре чуть не застонал от разочарования.
«Браво!»
В этом сне он помнил, что полка напротив занята отдышливым суетливым стариком, обвязавшим себе перед сном голову бледно-голубым хлопчатобумажным платком. Но теперь вместо старика на полке уютно расположилась Марго.
«Съёмки только зимой, а зачем нам ждать до зимы? – Марго наклонилась вперед, оперлась руками о его полку и улыбнулась медленной соблазнительной улыбкой, – зачем?…» Она опустилась ещё ниже, почти легла ему на грудь, протянула руку и почему-то стала дергать его за волосы.
«Отвяжись,» – раздраженно брыкнул полку Доре.
«Дурак,» – фыркнула ему в лицо Марго, после чего откинулась назад и замолчала, не сводя с него мерцающих в темноте глаз.
«Почему ты молчишь?» – почему-то забеспокоился Доре.
Сквозь широкое венецианское окно в купе медленно втекала серебристая клубящаяся ночь, пропитанная удушливо-сладкой смесью ароматов бензина, раскаленного асфальта и цветущей сирени.
Марго продолжала молчать и смотрела на него так… так…
«Откуда у Марго такие глаза?» – опрокидываясь в неправдоподобно огромные, ярко-голубые омуты, изумленно подумал Доре, – откуда? И лицо! Откуда у неё такое лицо?!»
Ещё мгновение назад до отвращения четкое, теперь лицо женщины дрожало, растворяясь в зыбкой полутьме веранды. И не Марго уже сидела напротив, а та, то ли увиденная, то ли приснившаяся, не имеющая ни прошлого, ни будущего, то ли реальная женщина, то ли его ночная грёза.
Жан попытался встать… спросить… удержать…
«Спи».
И Доре, наконец, заснул.
На рассвете экспресс «Марсель-Париж» вполз под крышу Лионского вокзала.
Битком набитый вагон возбужденно загомонил, готовясь выплеснуться на шоколадный асфальт перрона. Более организованные, увешанные баулами и свертками пассажиры уже добрых минут двадцать нетерпеливо переминались в тамбуре, остальные всё ещё судорожно собирались, с нарастающей паникой оглядываясь на проползавшие за окнами семафоры.
Жана притиснули почти к самой спине раздраженного кондуктора.
В последний раз лязгнули колеса, кондуктор откинул подножку и спустился на нижнюю ступеньку.