Парадокс Власа Уварова
Шрифт:
Б.Зубков, Е. Муслин
Парадокс Власа Уварова
После смены Влас Константиныч по старой привычке пошел на свалку металлолома. Между холмами сине-фиолетовой путанки валялись оплавленные электросваркой куски рельсов, чугунные чушки, ржавые железные кружева из-под штамповочных прессов. На этот раз ему повезло. Он нашел, что искал - пару метровых кусков швеллера, совсем новеньких, еще липких от защитной смазки, и захватил их с собой.
– Опять что-нибудь затеваешь?
– подозрительно спросил Меркушкин, когда увидел Уварова с добычей в руках.
–
Начальником кроватного цеха Меркушкин стал с полгода назад. Строгость и бдительность он почитал основными качествами для руководителя.
– Да так... Ничего... Обмозговать еще надо...
– уклончиво ответил Влас Константиныч.
– Хм... Обмозговать. Ну, а с пружинами как, не подведешь?
– Что ты, Мокей Иваныч. Пружин на месяц вперед навили. Наш станок их как семечки...
– Ладно, не хвастайся. Сделал станок, поощрение мы тебе выписали, все честь по чести. Ну, а порядок у меня в цеху для всех один.
Меркушкин окинул взглядом диковатое сооружение, которое громоздилось в углу кроватного цеха, и еще строже произнес:
– Строишь все. А что именно, хотелось бы знать?
– Машину одну, - хмуро ответил Влас и озабоченно постучал молотком по металлу.
– Ну-ну, строй. Только оформить бы не мешало. Чтобы лишних разговорчиков не было. Руководство поставить а известность. А то вдруг каждый начнет сам по себе, что ж тогда будет?
Как-то утром в цех прибежала Люська, курьерша из заводоуправления.
– Уварова к главному инженеру, - бросила она и понеслась дальше.
Влас Константиныч аккуратно повесил промасленный фартук на гвоздик, вымыл руки в мутной эмульсии пополам с ароматными сосновыми опилками, протер очки большим и очень чистым носовым платком и неторопливо вышел из цеха.
Секретарша главного инженера встретила его с какой-то даже судорожной приветливостью.
– Андрей Макарыч вас уже ждет, проходите, пожалуйста.
– А, товарищ Уваров, здравствуйте, здравствуйте. Присаживайтесь. Как у вас там дела в цеху? Как ваш станок? Как работается?
– Станок, как станок, что ему делается. Пружин уже на месяц вперед навил. А вот с материалами туго.
– Да, понимаю. Но что поделаешь?
– Андрей Макарыч развел руками.
– Рад бы в рай, да грехи не пускают.
– Уже пятый год пробиваю...
– Ну так что ж, что пятый. Один иностранный изобретатель, Ванкель, над своим двигателем тридцать лет думал. Терпение в таком деле надо иметь. Нельзя же все дела бросить и одними изобретениями заниматься. Ну, ладно, не в этом сейчас дело. Вы, говорят, тоже какой-то... э-э... двигатель затеяли, а?
Влас Константиныч не спеша подышал на очки.
– Я изобрел вечный двигатель, - просто сказал он, как будто речь шла о напильнике или о гаечном ключе.
– Совсем немного доделать осталось. Вы только распорядитесь, чтобы Меркушкин мне не препятствовал.
– Да, конечно, конечно... Ну, а может, вам сперва отдохнуть, отвлечься? Понимаю, что огорчений было немало, у каждого изобретателя их... Съездили бы в Крым, на Кавказ...
– Сейчас никак не смогу. Доделаю двигатель, вот тогда и поеду, - твердо сказал Уваров и в упор посмотрел на главного инженера. Тот смущенно отвел глаза.
– Года три назад вы еще какое-то летающее яйцо предлагали...
– Да чего о нем вспоминать. Вы же сами сказали тогда, что идея эта бредовая, летательный аппарат на таком принципе сделать, мол, невозможно. Нет уж, лучше я верным делом займусь. Я тридцать лет на заводе работаю. Сейчас, Андрей Макарыч, об одном только прошу - пусть мне не мешают. А я уж тогда сам со своим двигателем справлюсь.
Влас Константиныч встал и тихо пошел к двери. Главный инженер вздохнул, покачал головой и снова снял телефонную трубку.
Ночью в кроватном цеху послышался шум. Скрипел жестяной кожух. Внутри него что-то свистело, хрипело, повизгивало. Глухо вздрагивал пол. Вахтер Федулыч, человек нервный и бессонный, срезу забеспокоился, тревожно прислушался. Никак пробрался кто в цех? А зачем? По какому такому делу? Федулыч грозно нахмурился, тряхнул музейной берданкой и, шаркая мохнатыми валенками в оранжевых галошах-самоклеях, зашагал к воротам цеха. Шум становился сильнее. Слышались вздохи, хрустело железо. Как будто старорежимный леший в футбольных бутсах бегал по крыше. Бдительный заводской страж мысленно перекрестился и рывком распахнул дверь. Приложив руку козырьком, он всмотрелся в глубину цеха. Но там не было ни души. Притихли работяги-станки, застыл наверху кран. Зато вовсю работала машина Власа Константиныча. Хлипкий кожух ходил ходуном, корежась, как студень. Вертелись колеса, вверх и вниз мчались матерчатые ремни в частых заплатах. Откуда-то изнутри слышались вздохи. Будто какие-то поршни накачивали и выпускали воздух.
Опасливо озираясь, Федулыч заспешил в сторожку.
– Так что докладывает вахтер Кузьмичев.
– Он откашлялся в телефонную трубку.
– Вечный движитель в кроватном цеху пошел на полный ход. Гудет, прямо ужасть...
– Что? Что ты там мелешь? Какой двигатель? Кто разрешил?
"Ночной директор" на, другом конце провода никак не мог взять в толк, о чем идет речь. Он спустил босые ноги с директорского дивана и пошевелил большими пальцами.
– Крутится, Павел Матвеевич, по истинной правде говорю, крутится. Как есть, сам пошел, - слышался сипловатый голос из телефонной трубки.
– Гм, крутится? Хорошо, примем меры.
Павел Матвеевич еще не представлял себе точно, что именно нужно сделать, но с юридической точки зрения картина была для него очевидна. Что-то там шевелилось, крутилось без соответствующей санкции. Он позвонил на квартиру Меркушкину...
Когда ровно в восемь ноль-ноль Влас Константинович подошел к кроватному цеху, там уже собралась толпа.
Завидев изобретателя, рабочие замолчали и расступились. Провожаемый любопытными взглядами, он подошел к Федулычу. Заводской страж с непроницаемым видом охранял вход.