Парадокс жнеца. Книга вторая
Шрифт:
Через пару мгновений после комментария Юры прозвучал стартовый свисток, фигуры в форме разных оттенков серого на выпуклом экране активно задвигались. Когда футболисты начали гонять мяч, я только сейчас — всего-то через неделю понял, что играет здесь не известный мне футболист Роналду, а другой — какой-то Роналдо, по кличке зубастик. Зато, неожиданно, увидел в составе сборной Роберто Карлоса — вот он точно в России играл, я его помню. Но ни Роналдо, ни Роберто Карлос Бразилии не помогли, и через два часа Юра уже принимал поздравления как невероятно проницательный прогнозист. Но довольное от нашего
— … Никто, абсолютно никто, дорогие друзья, не мог предугадать подобного результата! — хорошо поставленным голосом воодушевленно произнес комментатор, обсуждая победу сборной Франции.
— Да ты… да как так, да ты слышишь, эй!? — повернулся обескураженный Юра к телевизору.
Комментатор его конечно же не услышал, продолжая обсуждать случившееся в одностороннем режиме общения со зрителями. Пока парни возмущались столь неожиданным «абсолютно никто», я закрыл тетрадку, в которой только что вывел результат и слегка улыбнулся.
Не прощаясь, ушел спать — на сеновал, как уже не первый раз делал. Едва заснув, сразу же очнулся — осознав себя в сером «ничего». Знакомое ощущение: глаза я не открывал, просто как-то вдруг осознание включилось.
Словно парю сейчас в океане белесой мглы, наблюдая себя со стороны. Как и в прошлый раз, я видел туманный монолит «Павелец», как оказывается он называется в закрытых секторах данных. Очень плохо, что доступ к чужим знаниям происходит только вот так — после слияния со мглой, а не до.
Огромный пласт знаний доступен только вот так, и за него надо платить. Как я и догадывался. Но я не предполагал, что все настолько плохо и печально. Когда я был здесь в прошлый раз, осознавая, что меня не размывает мглой и я не подчиняюсь общим правилам, мне казалось это происходит потому, что мы с Викой близнецы и ее душа работает как якорь. Но я был неправ: наше совместное появление в монолите просто дало одному из нас шанс — всего лишь один единственный шанс не слиться со мглой в самый первый раз, когда тело размывает в тумане обновляющегося монолита.
И тогда, и сейчас после смерти я мог отправляться в самые разные монолиты, шлейф которых достался мне в наследство от Октавии и Варрона. Но нахождение в них было оплачено смертью телесной оболочки. Сейчас же, как и во время замены истинного тела, смерти оболочки не было. А вот платить было надо.
Чужая аура — тот самый энергетический слепок, который втягивался в мое тело и после смерти Октавии в теле Вики, и после убийства Варрона. Именно чужая «трофейная» аура — вот что меня защищало от того, чтобы не раствориться полностью в тумане. Словно дополнительная жизнь; как будто запасной якорь, который — уходя из мглы, я оставлял на дне.
Не зная всего этого, свой первый полученный энергетический слепок — оставшийся от Октавии, я истратил, когда изменил истинное тело. Второй — полученный после убийства Варрона, потратил только что. И сейчас у меня был выбор: снова вернуться назад в петле времени, оказавшись на деревенском сеновале, либо же вернуться в истинное тело и выйти из тумана. И, признав неудачу, отправиться вместе с Кайсарой и Юлией следом за ушедшей к Простору Гелиоса эскадрой.
Второй вариант не очень. Уйти отсюда сейчас — значит перенести главное сражение с туманным паразитом. Пока еще можно все сделать малой кровью, потом — только большая, на всю звездную систему, война. Вот только если я сейчас остаюсь, то эта попытка у меня будет последней. Выхода из монолита больше не будет — или я его уничтожу, или я в нем растворюсь, потеряв себя.
Несмотря на напряжение момента рассуждал, познавая новое, я сейчас совершенно спокойно. Эмоции, как и в моменты смертей, отсутствовали. Здесь только разум без тела, потому мысли холодны и рациональны. Рациональным вариантом — для меня, сейчас было бы уйти, вернуться обратно к Кайсаре и Юлии. Шансов — в теле реципиента, изменить мир у меня практически нет. И шансов разрушить монолит не было бы, если бы не одно «но»: в этот раз, когда я коснулся мглы и преумножил знания, я нашел еще одно решение. Так что уже понимаю, как гарантированно уничтожить туманную аномалию даже не прибегая к изменению мировой истории.
Я теперь знаю простой, но действенный способ с гарантированным результатом. Хотя он мне не нравится. Очень не нравится даже в таком состоянии холодного разума, когда отсутствуют живые эмоции.
Решение, тем не менее, я принял быстро и безо всяких раздумий — потянулся обратно, и тут же ощутил приятную тяжесть тела. Эмоции сразу вернулись, причем так, что на лбу холодный пот выступил — понимание, что сейчас я выбрал последний шанс, выбивало из колеи.
Привык уже как-то, что ничего не кончается. А если кончается, то начинается заново, потому страх потерял и совсем расслабился. Пора снова собираться — открыл я глаза в темноте, чувствуя колющееся сено и наблюдая в щели сарая красное небесное сияние.
Понедельник, шестое июля одна тысяча девяносто восьмого года.
У меня осталась всего одна попытка, следующей не будет.
Глава 20
Лежа на сеновале, дождался, пока товарищи-попутчики по деревенскому летнему отдыху придут меня пугать. Сделал вид что испугался, потом выдержал даже несколько минут беседы — намного более доброжелательной, чем в прошлый раз здесь. После чего, пока троица выйдя во двор наблюдала за небесным сиянием, проскользнул мимо них в дом. Нашел бумагу, ручку — места еще в прошлый раз отдельно приметил. Быстро написал записку, что пошел в соседнюю деревню на два дня с ночевкой к новым друзьям, попросив за меня не волноваться.
Вряд ли сильно поможет, но так намного лучше, чем по-английски уходить. Оставив записку под кассетами магнитофона — чтобы нашли, но не прямо сразу, вышел обратно во двор. Дождался, пока парни зашли в дом, потом перепрыгнул через забор, чтобы калиткой не скрипеть и провожаемый лаем собак легко бежал по улице.
До Павельца — где находилась ближайшая железнодорожная станция, расстояние преодолел меньше чем за три часа. Передвигался скаутским бегом — с перерывами, изредка переходя на шаг. Оказавшись на окраине городка, пошел по народной тропе, стараясь избегать широких улиц, потом вдоль железной дороги дошел до небольшого и аккуратного — еще имперского, здания вокзала. В зале ожидания ни души, и посмотрев расписание, устроился на неудобной деревянной лавке.