Парадоксы Младшего Патриарха
Шрифт:
– А чего ты ожидал? – осведомился он. – Нормальный удел всех королей. Иначе и не бывает.
– Каких королей? – признаться, я даже малость опешил.
– Которые корону носят, – хладнокровно пояснил Тхиа. – Вот ты себе представь: сидит в пещере злобный дракон…
– При чем тут дракон? – окончательно растерялся я.
– При королях, – безмятежно ответствовал Тхиа. – Значит, сидит в пещере злобный дракон. И запугивает всю округу. Скотину у крестьян задаром отбирает. У купцов проезжих – золотишко. Девственниц всяких жрет…
Я приподнял бровь и выразительно скосил на Тхиа
– Кушает, – кротко исправился Тхиа. – Кушает он девственниц. И… и не только… э-э… кушает.
Тьфу, проваль – уж лучше бы сказал попросту, что дракон с девственницами делает кроме того, что… э-э… кушает. Пусть даже и в непристойных выражениях. Окольные высказывания звучат почему-то куда неприличнее самой откровенной ругани.
– И вообще ведет себя нехорошо, – подытожил Тхиа.
– Да уж чего хорошего, – невольно усмехнулся я.
– Да. Но заметь, никому и в голову не приходит, что если дракона убить, мир не перевернется, а очень даже наоборот. И что если навалиться на него скопом, то от дракона и когтей не останется. И все дружно страдают. А потом кто-то один догадывается.
– Берет огромный меч, – подхватил я, – возглавляет всех прочих остолопов и дует этим мечом дракона прямо по башке.
– Правда твоя, – кивнул Тхиа. – Так вот – если умник этот очень везучий, он дракона убьет, но и сам погибнет в бою. И на его могилу деревенские дети по весне будут класть цветочки. А если он не очень везучий, он выйдет из пещеры с драконьей башкой в руках, довольный и радостный. И первые слова, которые он услышит от недавних врагов и вчерашних друзей, будут: “Ваше величество”. Ясно?
– Чего уж яснее, – вздохнул я.
– Вот и радуйся, – безжалостно заключил Тхиа, – что тебя именуют всего-навсего мастером. По сравнению с обычным героем ты еще дешево отделался.
– Хорошая притча, – задумчиво заметил я. – Откуда она у тебя? О мастера Дайра я вроде такой не слышал…
– А я ее сам придумал, – заявил Тхиа. – Вот только что.
Вот ведь маленький мерзавец!
– Ладно, – задумчиво отозвался я, – будем считать, что я тебя понял, как должно. А теперь, будь любезен, повтори-ка весь проход “кошачья лапа”. Полностью. С начала и до конца.
– Зачем? – удивился Тхиа. – Ты же мне обещал показать “прыжок тигра”.
– Обещал, – согласился я. – Так ведь “кошачья лапа” у тебя еще не совсем получается. Пока у тебя с “лапой” не все в порядке, “прыжок тигра” тем более без ошибок не получится, незачем и пробовать.
– Какие еще ошибки? – запротестовал Тхиа. – Я все делаю точно как ты.
– Ну да, – кивнул я. – А теперь сам смекни, много ли тебе от того пользы. Какого роста ты – и какого я. Сколько в тебе веса – и сколько во мне. Твой костяк – и мой… все, все без изъятия совсем другое. Тебе не как я, тебе как ты сам надо делать. Только тогда толк будет. Да и насчет “я как ты”… – я изо всех сил постарался скрыть ухмылку. – Сразу же байка одна мне на ум приходит…
– Какая? – жадно спросил Тхиа. У него даже кончик языка высунулся от неуемного любопытства.
Я вновь едва сумел подавить смех. Надо же –
– А такая байка, – неспешно приступил я к рассказу. – Учит один мастер новичка, учит, а все впустую. И так с ним бьется, и этак. Повтори, дескать. И сам показывает. А ученик кивает – понял, мол – а после давай чудесить. Хоть и терпелив был мастер, а все же освирепел вконец. Мол, что ты, такой-сякой, делаешь, так тебя и распротак?! А ученик ему и отвечает: “А в чем дело, мастер? Разве же я глаза таращу не в точности, как вы?!”
Тхиа рассмеялся – чуть принужденно и со смущением, как мне показалось.
– Понял, – кивнул он. – Хорошая байка. Это тебе мастер Дайр рассказывал?
– Нет, – мстительно ответил я и ухмыльнулся, уже не таясь. – я ее сам придумал. Вот только что.
На сей раз Тхиа расхохотался искренне и безоглядно.
– Долг платежом красен, а? – поинтересовался он.
– Точно, – подтвердил я. – Но “кошачью лапу” повтори. Глаза ты пучишь совсем как я, а вот все остальное…
Меня прервал дикий грохот и треск.
– Что это? – изумился Тхиа. – Где?
– Ограду ломают, – ошеломленно произнес я. – А ну, бегом…
Я не ошибся. Ломали и в самом деле ограду. Вот только коварных врагов, подкравшихся к стене исподтишка, чтобы потом повалить ее с таким шумом, что и мертвый в гробу проснется, не было и в помине. Ограду разносил Дайр Тоари.
– Что… – сорвалось невольно с моих уст. – Зачем?..
Дайр Тоари перестал крушить забор и обратил ко мне свое лицо – и оно не было лицом человека, которого я знал столько лет. Вся муть сошла с него совершенно – и иное, совсем иное выражение снизошло на знакомые черты. Я даже не знал, как назвать его, это выражение… пожалуй, то была радость, но радость какая-то непривычная. Безмятежно тихая, приветливая, исполненная спокойной ясности.
– Зачем? – повторил я, но уже не в ошеломлении, а в надежде получить осмысленный ответ: что бы ни делал человек с таким лицом, но для него это бесспорно имело смысл.
– А зачем нам такая стена? – негромко и спокойно спросил Дайр Тоари. – Отгородились, спрятались… можно подумать, мы тут кошек втихаря мучаем. Что нам таить? Люди к нам за помощью идти должны, а не трястись от ужаса при виде наших грозных стен.
Я тогда еще не знал, что открылось Дайру Тоари в тот миг, когда от сумел забыть и вспомнить. Но и в правоте его не усомнился.
– Посторонись, – только и сказал я.
Тхиа так и замер, разиня рот.
Когда на грохот сбежались остальные ученики, мы с Дайром Тоари разносили ограду уже вдвоем, да так слаженно, что любо-дорого поглядеть – и я уже понимал, что мы делаем и зачем.
– Мастер? – жалобно вымолвил Рамиллу в полной уверенности, что я не иначе как спятил. – Что вы тут делаете?!
– Наглость какая, – ухмыльнулся я в ответ. – Не школа, а пес знает что. В приличной школе ученики другое спрашивают. Не “что вы делаете, мастер?” – а “мастер, соблаговолите ли вы дозволить помочь вам?” Так вот, я дозволяю.