Парадоксы Младшего Патриарха
Шрифт:
– Ч-то это? – одними губами прошелестел я, опасаясь шелохнуться.
– Не бойся, – вполголоса ответил Тхиа. – Стена прозрачна только отсюда. С той стороны ничего не видно и не слышно.
Как бы не так! Нет, умом я ему, конечно, верил. Поверить по настоящему оказалось сложнее.
Облаченный в ночнушку обитатель спальни подошел к большому зеркалу, и полированный металл покорно отобразил мясистый лик дядюшки Кадеи.
– И не спится ему, – сквозь зубы мурлыкнул Тхиа.
– Бессонницей мается, страдалец, – спертым от ненависти голосом произнес Лаан.
Однако непохоже было, чтобы объект столь пылких наших чувств хоть сколько-нибудь страдал от собственного бодрствования.
Но глядя на отраженное в зеркале лицо, я не мог обмануться. Дядюшка собирался сделать то, что сам полагал запретным. И неважно, что рядом нет того, кто воплощает собой запрет. Не пред кем-то посторонним красовался господин Кадеи, а перед самим собой. Некоей незримой черты он покуда переступить не успел – но он любовался собой, примерял странные, а по его мнению, величественные позы, поворачиваясь то одним, то другим боком, вздергивая массивную голову и шевеля бровями явно в подражание Тхиа. Цель этих ужимок была яснее ясного: он взбадривал, взвинчивал себя, он убеждал господина Кадеи и никого иного. Убеждал в том, что этот самый толстомясый господин, которого он знает, как облупленного, имеет полное право совершить запретное. Что запреты обязывают других. Других, не его, не великого и дерзновенного Кадеи. Запреты существуют для черни, для быдла всякого, для трусливого ничтожества – но не для таких, как единственный и несравненный… тьфу, ну и паскудное зрелище! Интересно, какой запрет жаждет преступить этот мелкотравчатый пакостник? Что он делать собрался? Кошек мучить? В пироги гостям дохлых мух засовывать? Нагишом бегать? Когда взрослый солидный человек, пожилой интриган ведет себя, как распущенный подросток, рисуясь и важничая перед тем, как сотворить несомненную гадость… глаза б мои не глядели!
Но я не мог отвернуться. Потому что увидел, какой запрет собрался преступить господин Кадеи.
Взвинтив себя до нужной кондиции, он решительно сдернул платок с предмета, лежавшего перед зеркалом – и я обомлел. Я никогда прежде не видел короны принцессы Рианхи, но сомневаться не приходилось.
Тхиа издал жуткий горловой звук и задохнулся.
Оцепенев от ужаса, мы глядели, как дядюшка вертит в руках древнюю корону, любуясь переливами света на золоте и самоцветах. Короной и впрямь можно было залюбоваться. Она была не только прекрасна, но и необычна. Венчавшие массивный обруч зубцы были короткими и широкими, и напоминали собой не лепестки или стрелки, а приземистые башенки старинных крепостей. Крепостной вал, охраняющий границы… права, тысячу тысяч раз права была Рианхи! Даже если бы не пало проклятие на этот венец, даже если бы не вобрал он в себя наичернейшее зло… даже и тогда надевать его нельзя – потому что крепости эти не устояли.
Дядюшка на сей счет был явно другого мнения, и корону он вытащил не затем, чтобы просто полюбоваться. Он собирался ее надеть. Он вздрючил себя до состояния трусливой решимости – и сробел в последний момент… что и немудрено. Однако надолго ли хватит этой робости? Он хочет, он мучительно хочет надеть ее. Своей ли волей
– Отсюда можно войти? – спросил я, с трудом вызволяя губы и рассудок из-под власти оцепенения.
– Отсюда – нет, – отозвался Тхиа. – Разве если чуть дальше…
– Тогда – действуй, – велел я.
Тхиа кивнул. Нужды не было объяснять ему, что да зачем. Мыслили мы согласно. Все трое. Теперь уже неважно, останется ли жив хоть один из нас, когда Тхиа откроет дверь, ведущую в спальню. Важно, бесконечно важно совсем другое. Корона не должна быть надета. И тем более ее не должен водрузить на голову дядюшка Кадеи. Любой, призывающий зло, страшен – но мне жутко и помыслить, что станется, если проклятый венец напялит пошлая мелочная мразь… хотя, впрочем – а кто еще может захотеть его напялить?
Однако нам не пришлось рисковать жизнью. Тхиа и двинуться не успел, как открылась совсем другая дверь в спальню – не потайная, обычная. Дядюшка вороватым движением сунул корону под платок… ф-фу-ух!
В спальню влетел тот самый юнец, что разыскивал давеча колечко в блюде. Двоюродная, если я верно запомнил, светлость. Судя по перекошенной роже и напряженной шее бедолаги, орал он вовсю, но слышать мы его не могли. Зато движения трясущихся губ читались явственно.
– Их нет… – выплясывали губы. – Их обоих… в спальнях нету… нету их обоих… а на стене… видели…
Так. Спешить нам, похоже, больше некуда.
Дядюшка сделал было движение к короне, вовремя спохватился – и правильно, и незачем всяким там светлостям знать, что под платочком лежит! – возмущенно хлопнул себя по бедрам и выбежал, как стоял, в одной ночнушке, путаясь в ее длинном подоле.
– Вот теперь пойдет потеха, – заметил я, ни к кому особенно не обращаясь.
– Еще не теперь, – возразил Тхиа. – Погоди немного, я быстро.
Он отошел на несколько шагов, повозился немного с хитро укрытыми запорами, открыл дверцу, вошел в спальню, увернул корону в платок покрепче и мгновением спустя присоединился к нам, держа узелок с короной чуть на отлете, словно опасаясь с ней соприкоснуться.
– Прятать станем или с собой возьмем? – спросил я.
– Нельзя прятать, – покачал головой Тхиа. – Где спрячем, там и найдут. Любой маг найдет, даже самый захудалый. От нее так волшебством несет – и не захочешь, а учуешь. Только с собой брать.
– А по ней нас учуют, – заметил Лаан.
– Золотые слова, – скривился Тхиа. – Значит, спешить надо. Через внешние выходы нам не выбраться. Там нас уже ждут и подстрелят мигом. Один только путь и остался – через кладбище или двор выйти наверх, а там уже пробиваться с боем. Этого от нас не ждут. Может, за счет внезапности и пробьемся… или хоть один из нас пробьется.
– Глупо, но неизбежно, – со вздохом подытожил я.
Еще как глупо – а что поделать, если никакого иного способа попросту нет? Оставалось торопиться – и отчаянно надеяться на то, что мы успеем раньше, чем нас настигнут.
Но дядюшка тоже времени даром не терял, а маг его – бывший домашний маг Майонов – и подавно. Не успели мы и полдороги одолеть, как на пути у нас воздвиглась стена зеленого тумана. Я сбился с шага, оглянулся… бесполезно! Сзади наползала еще одна, точно такая же. Я застонал. Зеленая смерть! Жуткая отрава древних магов, чей секрет давно утрачен… погибельный яд, окрашенный по тем, забытым уже, законам в цвет полного траура… смертоносный туман, который довольно один лишь раз вдохнуть – а выдохнуть человек уже не успевает… Боги, каких еще мерзостей умудрились раскопать заговорщики… впрочем, с нас и этой довольно!