Параллельно несуществующей долготе
Шрифт:
– Ааааа.
Рокотов взял в ладони её голову и слегка повернул влево и вправо:
– Диагноз: упадок сил, плохая память и твоя любимая ангина.
Ирка прищурила глаза:
– Плохая память?
– Друга – то забыла своего старого?
Девушка усмехнулась и коснулась звезды на шее:
– Я на Рождество в детский дом наш поеду. Я ж теперь в ТЮЗе работаю, а на праздники к Елене Ивановне каждый год приезжаю. Теперь вот Снегурочкой.
– Как хотела.
– Да. А ты пропал.
Рокотов опустил снимок на белую тумбочку. Ирина сделала новую попытку подняться с кушетки. Рокотов поддержал её. Она застегнула кофту и задержала руку старого друга:
– Санчик, а я тебя искала.
– Меня вскоре после твоего усыновления дядька нашёл. Двоюродный брат матери. И забрал к себе в деревню. В город приезжал я только пару раз. В один из них как – то тебя увидел в парке с приемными родителями. Я тебе рукой махнул, что – то заорал, а ты мимо меня посмотрела и дальше пошла. Я решил, что ты в полном порядке и не хочешь детдом вспоминать. Кажется, осень или начало зимы было, снег шёл.
Ирина кивнула и отвернулась к окну:
– И снова снег. Я в то время вообще никого не замечала. Родители разводились, делили дом, машину, меня. Что же ты не подошёл ко мне? Дурак ты, Санчик.
Рокотов наклонился и коснулся губами затылка девушки:
– Дурак. Нашлась ты, всё-таки. А мне сейчас принесут арбуз, пахнущий снегом. Будешь? Мы его согреем чем – нибудь. Или тебя дома ждут?
Рокотов напряженно уставился на Ирку. Она улыбнулась:
– Буду, я зимой никогда арбузов не ела. А дома у меня только снег, без запаха.
Русалочья река. / Вика Беляева
Влада сразу потянуло к Олесе. Почему? Он и сам понять не мог. Было в ней что – то особенное, манкое, тягучее и недоступное, одновременно. Роман между преподавателем и студенткой держался в тайне.
Их история началась к финалу Олесиной учебы. Конечно, заметил её молодой аспирант почти сразу, как она появилась в Университете. Леся тогда рассыпала учебники и пакет с “антоновкой” около кабинета Влада. В этой неуклюжести было что – то беззащитное. От неё, будто, исходило свечение, а она этого даже не замечала. В её движениях не было суеты. Олеся находилась в особенной, своей реальности. Когда её взгляд касался кого – то, то человеку становилось и странно, и интересно одновременно. Да, именно глаза девушки и привлекли тогда Влада. «Как омуты» – мелькнуло в голове.
Потом они не раз пересекались в коридорах, но общаться стали только когда Олеся перешла на последний курс. Она училась на кафедре русского фольклора. А он преподавал историю мировых религий. И только к пятому курсу его лекции появились в расписании Олесиной группы. В тот день девушка немного опоздала. Она забежала в кабинет, тихо извинилась и села напротив Андрея. Он потом долго вспоминал запах “антоновки” и ромашки, который неуловимо слетал с ее пепельных локонов. Олесе шла и белая льняная рубашка с вышитыми маками, и рваные джины, и отсутствие косметики. Кому – то из друзей он рассказал:
– Кажется, я завис на студентке. И пошло, и радостно!
Олеся незаметно стала его манией: она мерещилась Владу в библиотеке, на улице. Иногда даже снилась. Но девушка была по уши в дипломной работе, мистический мир поверий и былин был ей интереснее реального. Она будто и не замечала внимание преподавателя. Только когда её единственная подруга Ритка серьёзно сказала, что «препод–то втюрился», Олеся засияла, зажглась. Влад был ей интересен. Его лекции напоминали театральное действо, хитрые и глубокие глаза проникали в душу, вели за собой, сквозь время, а нескончаемые знания, делали почти богом. Когда Влад предложил помочь ей с дипломом, Олеся согласилась, не раздумывая. И, хотя встречалась с однокурсником Серёжкой, ничего глубокого не чувствовала к этому простодушному тюфяку. Их роман больше походил на дружбу подростков в средней школе – портфели, улыбки и робкие поцелуи.
Поверья, страхи и легенды прошлого возбуждали девушку даже сильнее мужчин. Влад понял это быстро. Именно поэтому их общение состояло из его монологов о забытых ведьмаках. Олеся, поглощённая этими историями, блуждала взглядом, где – то между словами преподавателя и своими мечтами. Её безразличие манило сильнее страстной навязчивости. Стоило только случайно коснуться ему руки девушки или поймать на щеке её дыхание, как всё сразу переворачивалось, наполнялось желанием, физическим влечением. Олеся чувствовала эту дрожь преподавателя и находила в себе ее отголоски. Какая-то новая часть Олеси появлялась и следовала за Владом. И, хотя, вначале, девушка сопротивлялась пугающему влечению, победить его уже не могла, да и не хотела.
Она решила не спешить, держать Влада на расстоянии. Ей казалось, что стоить его подпустить ближе, произойдет что – то роковое, бесповоротное, фатальное. Да и вообще, бабка наказывала:
– Держи, Леська, мужиков на поводке. Пусть голод почуют, как псина – хозяина. Тогда уж никуда не деться роду ихнему от тебя. Вон, ты кака ягодка расцвела у меня. В роду нашем все бабы одна другой краше. Правда, не все счастливые.
Влад белел от безысходности. Казалось, что девушка с ним только из – за интереса к религиям и мистике. Или просто играет, почище заправских стерв.
Он бледнел, мучил грушу в спортзале, и вновь пытался найти возможность и повод, чтобы стать ближе. Плохо спал, а когда проваливался в забытьё, то рядом была Леся. Он касался её кожи, вдыхал запах яблочных волос и проваливался в эти омуты глаз. Сказать напрямую о чувствах, Влад боялся. К тому же рядом крутился этот Сергей с щенячьей преданностью и глуповатой улыбкой. Зачем этот олух вообще нужен Лесе Влад не понимал.
Но однажды он заболел. Был уже конец зимы и какой – то вирус свалил его с ног на пару недель. Без предупреждения Олеся с друзьями пришла навестить преподавателя. В качестве лечебного средства принесли лимоны, гвоздику, мёд, корицу и домашнее, сделанное дедом Сергея, вино. Ритке нравилось вино и Серёжка. Он же был поглощён Олесей, а девушка просто соскучилась по историям и дыханию Влада. Рита деловито готовила на кухне глинтвейн. Она представляла зачётку и оценку «хорошо» около предмета «история мировых религий». Блат должен был сработать. А ещё она представляла себя вместе с Серёгой, если у Леськи всё выгорит с преподом. Сергей стоял между кухней и комнатой, протирая чашки с маками. Он смотрел на Олесю, которая, закинув голову, смеялась над шуткой преподавателя. Чашка хрустнула, и цветок мака треснул, разделив кружку на две части. Кашлянув в кулак, Владимир подмигнул парню:
– На счастье.
Сиплый кашель и смех перемешались. Ритка позвала с кухни:
– Лекарство готово, где тара, Серый?
– Несу, Марго.
Пока ребята на кухне разливали ароматное вино, Влад коснулся пальцев Олеси:
– Останься после их ухода.
– Зачем?
– Ну, не бросишь же ты умирающего учителя? Останься, я потом все объясню.
Марго прервала Влада:
– Глинтвейн, глинтвейн!
Четыре кружки с дымящимся напитком, абрикосовое варенье и мандарины создавали атмосферу уютного, дружеского вечера. Разговоры были славные, но бессмысленные, а вскоре вино закончилось. Ритка бодро выпалила: