Параллельно
Шрифт:
Но мне это жить не мешает. Скорее, наоборот. Нет ни плана жизни, ни порядка в ней. Вы думаете, вот легко просто жить и не иметь плана жизни? И порядка?
Да!!!
Это охерительно.
Живёшь! Живёшь и живёшь. Словно хочешь кого-нибудь удивить.
Везде люди, люди, люди и рюмочные.
Как вы считаете, здесь можно думать о вечном?
Ну а где ещё? Вот разве что в горах или на море. Так этот город и есть море. Да и горы тоже.
Мой дом красноватый. Прекрасно-уродливый. С балконами. С железной крышей и какими-то круглыми
Оттуда вылетают голуби и рассаживаются на карнизе двухэтажного дома напротив. В моём районе это самое большое голубиное скопление. Их много, так что они вытоптали целый газон, и на нём весной трава уже совсем не появляется.
Их кормят. Многие. Но есть один чел, которого они начинают встречать издалека и нарастающим трепыхающимся облаком окутывают его. Они его знают как родного. Как своего.
Я давно наблюдаю за ним, а вот историю его узнал только недавно.
Она проста и незатейлива. Как всё прекрасное.
Жил-был один человек. И у него умерла жена. И приснилось ему, что она стала голубем. Вот, собственно, и вся история.
В ней есть всё. И любовь. И голуби. И Питер. И навсегда.
И, слава Богу, что такие люди есть.
Мой дом углом выходит на улицу Кирочную и ещё боковой стеной. А фасадом на Маяковскую. Хоть по длине он вроде равен и там, и тут. Так с чего же фасад непременно на Маяковскую? Я думаю, потому что с Маяковской два подъезда. А с Кирочной один. Но это не точно. Так как дойдёт время до нумерации квартир, сразу станет ясно, что с логикой тут беда.
Если случится война, это идеальное место для обороны. Стратегическое. Я с кунаками заблокирую сразу два направления простым смешным пулемётом. И никто не обойдёт меня с тыла. Потому что тыла там нет. Там Литейный проспект. А он мне не нравится. Потому что колючий какой-то. И ни одного деревца. Как шпага.
По нему я не хожу. В основном пересекаю. Под лязг машин и чего-то ещё. Специфически литейного.
Вот тут я и сижу сычом осенью. В доме этом. Вспоминаю и перебираю, как струны, светлые мгновения тёмного прошлого. я люблю свои грехи и упорствую в них. Греховодник и грехолюб. Зимой сижу тоже. Так как понятие осени и зимы в Питере очень размыто. Зыбкие границы между хлябями небесными и потусторонним мокрым сумраком. И даже снег ни фига не делит эти такие разные где-то сезоны пополам. Вот и сейчас за окном ничего не значащий первый снег, но который важен для меня.
Открытыми ладонями глаз я смотрю на это чудо и молчу. Маленькие замёрзшие ангелы. И каждый неповторим. Ты смотришь на них из тёплого окна своего дома и понимаешь. Это рубеж. Какой-то. Какой-то период кончился. Что-то изменилось. Вот прямо сейчас. Я бы Новый год считал по первому снегу. В этом хоть какая-то логика. А не просто переворачивать календарь.
Два газончика внизу. По Маяковской. Мы недавно решили там пшеницу посадить. Ну там, где голуби.
Или рожь. Не решили ещё. А то земля в центре города пропадает. Дворники газоны вспахивают поздней весной и траву сеют. А тут мы. Наденем холщовые белые рубахи и чистое бельё. Как выскочим ночью с пацанами. Под луной. Пусть она освещает наши бледные
Весной тут по-другому.
Весной всегда хочется чего-то нового. Мне вот иногда хочется залезть с нехорошим лицом на дерево и не слезать. Но слезать надо, иначе вызовут ветеринара.
Да ладно с этими зыбкими сезонами. Что тут у нас сейчас?
А внизу ещё три кабака и проститутская баня. Рядом с газончиками.
Я вот прямо тут во всём этом.
Мне повезло.
Мне очень нравится сидеть на балконе и смотреть, как ведут проституток в баню. С балкона всё по-другому. Все женщины кажутся красивыми. Я полностью согласен, что снизу они какие угодно. Кривые, косые, с носами. Вот, кстати, с носами. Боже, да какие угодно у них могут быть носы. Хоть вообще без носа.
Но с балкона все красивые. Как в «Инстаграме». По воскресеньям мимо балкона ходят люди в большом количестве. Выкрикивая индийские слова. Отвечаю им так же. И чтобы порадовать ещё больше. ставлю им индийскую песню «Джимми, Джимми, ачо-ачо». И приветливо им машу. Руками. Видя меня, они радуются ещё больше, чем я, и называют меня Кришной в Раме. И ещё почему-то Харей.
Район у меня восхитительный. Консульский. Консульства сплошные прямо за любым углом. И я их с балкона вижу. Слева американское. Чуть правее литовское, а сзади, там, где я ничего не вижу, – финское.
Раньше я рассматривал дома и квартиры в бинокль. И, что характерно, когда изучал направление американского сектора, сразу же наткнулся на проститутскую квартиру. И с удовольствием потом её показывал друзьям. Даже иногда помахивал им с друзьями. Проститутки несколько раз махали в ответ, но дальше дело не пошло.
Всё же народ озлобился чуть в Питере. Могут вызвать полицию просто за то, что им приветливо помашешь членом с балкона. Иногда я чувствую, что мне это нужно для душевного спокойствия. Ничего не поделаешь. Выходишь на балкон, машешь. Ну и что? Я не обязан быть ангелом – живу не раю. Я часто веду себя как придурок, впрочем, и вам советую.
Может, я и глуп, а может, и счастлив.
Тут мой дом со мной внутри и стоит. Он стоит большей частью по Маяковской, но необъяснимой логикой числится всё же по Кирочной. В каком порядке квартиры расположены, лучше вообще не спрашивайте.
Я считаю, что просто играли в лото и так же выдавали цифры. Может, Бродский с Хармсом и играли. С них станется. Да ещё и мухлевали.
И не важно, что они жили в разные годы. Здесь это значения не имеет.
Люди, жившие тут, оставили свои души. Они всегда здесь. Рядом.
А в соседнем доме, с которым у меня стены граничат, уже сто с чем-то лет назад самого Распутина видели в ресторане, танцующего пьяным на столе и размахивающего срамной удой. Так написано в «Петербургских ведомостях».
Ей-богу, не вру. Повторюсь, ничего не поделаешь. Место, видать, такое.
Завернув за дом, можно увидеть собор. Или услышать его. Сейчас многие ходят в церковь в свободное от грехов время. Опасайтесь людей верующих. Искренне советую. У них есть какие-то боги, которые им всё прощают. Я же не хожу.