Параллельный переход
Шрифт:
А сейчас я чувствовал только усталость. Будь немножко другая ситуация, сидел бы спокойно, ждал старших товарищей, наблюдал, как другие добывают информацию, и сравнивал методики. Но было два нюанса, которые заставили меня придумать историю про колдуна и зубы и самому поучаствовать в этом деле, как бы мне ни хотелось сачкануть.
Первый нюанс — травмы Кабана. Недаром опытный Сулим отметил, что клиент может не выжить. Раздробленные кости глазницы упираются фактически в оболочки мозга. Их две — внешняя, более жесткая, и внутренняя, мягкая. Если кость внешнюю оболочку прорвет — конец. Обязательно
Пока голова зафиксирована и не дергается, опасности нет. Но если его подвесят за вывернутые назад руки, как тут любят делать, и начнут железками жечь, тут, хочешь не хочешь, дернешься, а если, не дай Бог, опухшей правой стороной о плечо заденешь, тут бабка не надвое сказала. Тут если клиент живой останется, считай, ты был свидетелем чуда. Поэтому потерять важный источник информации по недомыслию — раз плюнуть, а мне, человеку из светлого будущего, который без информации жить не может, этого не пережить. Наркотическая информационная зависимость. Не получу дозу — слечу с катушек.
Второй нюанс — пожилой. Не нравился он мне активно. Развил мою паранойю до невиданных размеров. Как только я поднимался, первым делом шел его осматривать, веревки все дергал — не надрезал ли клиент, так что дернешься — порвутся, или еще какую гадость не готовит. И был твердо уверен, что, как возьмут его в оборот, он потерпит, сколько надо, потом расскажет правдоподобную историю, которая заведет нас в глубокую яму. И не исключено, что дно будет украшено заточенными кольями. Для эстетики. Создавать себе трудности, а потом с ними героически бороться — это наш народ любил во все времена.
Пока расспрашивал Кабана, пока то да се, начало светать. Долив воды в кожух, растолкал Дмитра и, торжественно объявив ему, что главный зуб спилен, приказал никого не трогать, только за колдуном наблюдать в оба глаза, жечь костер и варить кашу с мясом, а сам завалился часика на два-три отдохнуть. Спать — это было бы громко сказано. Щека опухла, десну дергало, но усталость брала свое. То проваливаясь куда-то, то возвращаясь, дремал до прибытия тяжелой артиллерии. По самым оптимистичным прогнозам, подмога к нам могла прибыть только к полудню.
Пока приехали атаман с Остапом Нагныдубом, Давидом и Сулимом, мы успели с Дмитром позавтракать, поговорить о том, какие бывают колдуны, ведьмы, знахарки и какие напасти они могут с людьми творить. Заодно мы сварили свежей каши с сушеным мясом и салом для прибывающих. Приедут голодные, злые, а тут каша свежая готова — глядишь, и настроение поднимется.
Усадив подорожных кушать, развязал полотно, которым была забинтована нога Дмитра, и осмотрел его рану. Пока особой красноты не было, даст Бог, пронесет без воспаления, недаром Сулим так продувал рану вином.
— Рано смотришь, замотай обратно, на третий день после боя видно будет, что да как, — недовольно буркнул атаман, углядев мои манипуляции за спиной. — Ты давай лучше, Богдан, сядь вон там перед нами
Начал рассказывать свою версию прошедших событий с момента встречи троицы до сего момента, с колдунами, с черным глазом, видениями, заколдованными зубами, откушенным языком и нашим героическим трудом по освобождению Кабана от злобных чар.
— И вот пилю я, батьку, зуб, дело уже к рассвету идет — вижу, подобрел у него глаз, уже злобой не горит, тогда спрашиваю его: будешь сказывать нашему батьке всю правду, какую знаешь, когда он приедет? А он глазом здоровым заморгал — мол, буду всю правду сказывать. Тогда перестал зуб пилить, развязал ему рот, он сразу говорить хотел. Нет, говорю, сказывать будешь, как батька наш приедет. Ну, тут его и сморило: почитай, всю ночь зубы ему пилили. Так и спит. Разбудить его, батьку, чтобы ты ему спрос учинил?
— Да, здоров ты, Богдан, байки рассказывать, только ты лучше про колдунов девкам на сеновале балы точи, чтобы они к тебе крепче липли, там оно, может, тебе и сгодится, а нам твои дурницы слушать времени нету.
— Вот и ты мне, батьку, не веришь, и Дмитро не верил. Так давай мы этого разбудим, и ты ему спрос учинишь. Не будет говорить — значит, брехня все, что я сказывал, ну а если расскажет всю правду, тогда что вы все мне скажете?
— Ну ладно, Богдан, буди своего казака с добрым глазом, он-то нам, так или иначе, все скажет, как железом каленым его приласкаем, это тебе не напильником по зубам ерзать. Но чтоб вот так сразу заговорил, тут веры у меня нет, а обещать — так он тебе много наобещать мог, чтобы ты его в покое оставил.
Разбудив Кабана и показав ему напильник, чтобы он окончательно проснулся, громко закричал:
— Рассказывай всю правду, что мне баять хотел. Кто вас послал и зачем? — Сам ему вроде повязку на побитом правом глазе поправляю, а в ухо шиплю: — Атамана к себе зови, ему только рассказывай, и тихо, чтоб другие не слышали.
— Кто из вас атаман? Подойди ко мне, тебе одному все скажу, а ты дальше сам решай, — негромко заявил Кабан.
Хмыкнув, Иллар не стал возражать, подошел, сел на наш стул и повел с Кабаном беседу.
Усевшись возле костра, еще раз в подробностях описал всем свое видение, как Кабан язык себе откусывает и какую полезную и нужную работу мы с Дмитром провели. Народ слушал, потом начались обсуждения. Старшие товарищи вспоминали случаи из боевой биографии — кто, когда и при каких обстоятельствах себе языки отгрызали. Сошлись во мнении, что случаи такие не единичны, сами присутствующие такого не видели, но от других слышали не раз.
Беседа с Кабаном у атамана затягивалась: выслушав все, что рассказал пленный, атаман не уставал выдумывать новые вопросы. Любопытство было свойственно атаману не в меньшей мере, чем мне. Мне аж интересно стало: о чем можно столько спрашивать человека, который уже все рассказал? Но все в этой жизни проходит — и хорошее, и плохое. Встал в конце концов со стула и атаман. Хмурясь, вернулся он на свое место среди старших товарищей, сидел молча, помешивая палочкой угли костра, видимо, сортируя информацию по грифам секретности и решая, что поведать боевым товарищам.