Паранойя. Маскарад
Шрифт:
В квартиру было нельзя, они будут меня там ждать. Номер в отеле мне не снять без предоставления водительского удостоверения. К Джес, даже если бы она меня приняла, я тоже поехать не мог, слишком опасно.
Мне нужно успокоиться. Выпить и успокоиться.
Запасной план на самый крайний случай всегда был, но этот случай представлялся столь фантастической перспективой, что я и не рассчитывал на то, что придется план использовать. Теперь, когда ситуация зашла в тупик, о черном ходе я подумал в последнюю очередь. Наверное, я просто никогда не думал всерьез, что могу им воспользоваться. Время пришло.
Определившись
В супермаркете, на парковке которого я оставил машину, я купил: монтировку, комплект замороженных сэндвичей, древесный уголь для барбекю, пластиковую канистру, сигареты, несколько бутылок бурбона и пачку банок газировки. Также, не забыл про средства личной гигиены, не дело это прятаться от полиции без туалетной бумаги и зубной щетки.
Через улицу в сэконд-хэнде я приобрел толстый, современный пальто на застежке, гостиничный комплект из маек и белья, чистую рубашку и ботинки. Усмехнулся сам себе в отросшую бороду, – готовлюсь к бездомной жизни.
Вернувшись в теплый салон Тойоты, я занялся украденными из отеля бумагами, но разобраться в графиках и закрученных заметках Аддерли, не смог. Если ты такой умный, то почему мертвый? А может быть для меня сегодня было слишком много букв.
Ну хорошо, а что же такое “Д.Д. Св. Джул”?
Поисковик в телефоне услужливо предоставил информацию, – Детский дом Святого Джулиана, воспитательное учреждение для детей, лишившихся родителей, Масс-Коуст, Ист-Энд, Семетери-стрит, 11\5. С припиской – закрыто на неопределенный срок, до завершения реконструкции.
Стоит заехать туда по пути к новому дому.
***
Чертов Ист-Энд, район недостроенных многоэтажек и хижин эпохи Гражданской войны. Только взглянув на эти чахлые, потемневшие от времени, дома, воображение рисовало картины из фильмов ужасов. Вот в этом доме точно живет семейка каннибалов, они сидят сейчас в рваных майках у семейного стола, измазанные чем-то липким и отвратным. О, а там логово маньяка педофила, через покосившиеся деревянные ставни пробивался слабый желтый свет, наверное, мучает очередную жертву. А в этой лачуге варят мет, вон даже дымок поднимается из печной трубы.
Хуже было только в Дрешере.
Ещё один умирающий старый район мегаполиса, похожий на гангрену, чернеющий в оконечности, на отшибе.
Номера домов были перепутаны или стерты, улицы заканчивались так же резко, как и начинались, пересекались и спутывались. Я с трудом нашел нужный адрес, и то лишь благодаря маяку в виде высокого купола над вереницей низких крыш.
Я остановился напротив двухэтажного особняка старой постройки, выходя из авто, наступил в лужу, под каблуком хрустнула ледяная корка. Похоже, будет снег.
Монумент былых времен, с длинным развалившимся шпилем на синей крыше, кирпичный труп мрачно нависал надо мной. За ржавой оградой был засыпанный листвой грязный дворик и сломанная садовая беседка. Серые потрескавшиеся стены и заколоченные окна не предвещали ничего хорошего. Я втиснулся между гнутых прутьев, прошёл через двор. Особняк окружала небольшая парковая зона, возможно, некогда это был сад. Теперь мрачные пихты и мертвые лиственные лишь придавали скорбному прибежищу более гиблый вид,
Массивная узорчатая дверь была заперта. Странно, что местные не попытались проникнуть внутрь за все эти годы. Замок выглядел совсем старым, как и само полотно и, после нескольких ударом плечом, внутри что-то треснуло и дверь со скрипом приоткрылась. Впереди зияла черная полоса безысходности, и я шагнул ей навстречу.
Передо мной был огромный пыльный холл. Две деревянные лестницы с гигантскими перилами, загибаясь змеей, поднимались на второй этаж, с высокого потолка свисала массивная стеклянная люстра, а на самом потолке было расположено мансардное окно, через которое свет и попадал в помещение. Стены тоже были украшены деревом с вычурным тиснением, пол покрывала черно-белая плитка в шахматном порядке. Старый добрый британский стиль.
Я поднимался по ступеням, мягко ступая по истлевшему ковру, лестница скрипела под весом моих шагов, приют пытался поговорить со мной. Это было плохое место, дурное, темное, заснувшее давным-давно, и я чувствовал это в тяжелом и застойном воздухе. Касаясь пальцами перил, я видел, как по ним скатывались былые постояльцы этого приюта, половицы под ногами ещё помнили легкий бег детских ног, старинная кладка привыкла внимать крики и шум, а не безысходное молчание. Музыка стала громче, я шел на её зов, хотя отдал бы всё, чтобы не оказаться здесь.
Второй этаж был в худшем состоянии, вода просочилась с протекающего потолка, разводы на панелях и набухший пол был тому подтверждением. Я продвигался вперед по коридору, лишь заглядывая в открытые дверные проёмы по бокам. Это были спальни, старые железные сетчатые кровати стояли в ряд, на одной из них сидела забытая кукла, почерневшая от времени. На деревянном полу валялись разбросанные листы из детских книжек, сломанные игрушки, разорванная подушка, в углу притаилось кресло каталка.
В следующей комнате стояли столы, это был учебный кабинет. Стены были оклеены некогда яркими рисунками, ранее сказочные сюжеты выглядели устрашающе, под воздействием влаги они могли изображать только уныние и смерть. Солнце больше не светило желтыми красками на зеленую травку, милые звери мутировали во что-то невообразимое, карандашные кораблики тонули в пучине черных волн.
Библиотека. Потолок обтянула плотная сеть паутины, те книги, что ещё остались на пыльных полках, никто больше не прочтет. Под ногами мешались кубики с буквами, на шкаф оперся трехколесный велосипед, и, обходя его, я наступил на что-то мягкое. Это оказалась оторванная голова плюшевого медвежонка, – кто-то вырвал ему глаза пуговки, а тело посадил на книжный стеллаж. Я положил голову медведя на изодранное тельце, почему-то мне показалось, что это важно.
В конце коридора была игровая комната. Большое просторное помещение, очищенное от игрушек и столов, отсюда вынесли весь мусор, вымели грязь. Здесь они это и сделали. На старой штукатурке были рисунки маски с паучьими лапами, я насчитал двенадцать граффити по периметру. Я присел рядом с одним из них и ладонью протер старый паркет. Доски набухли и окрасились в темный цвет, кровь так просто не сотрешь.