Паранойя. Почему я?
Шрифт:
– Я.. носки хотела…
– Выйди, сказал! – нетерпеливым взмахом руки снова указывает Долгов на дверь. А мне так обидно становится. До слез.
Выскакиваю в коридор.
Первым делом хочется собраться и уйти, показать характер. Но тут же одергиваю себя.
Куда я, во- первых, ночью пойду? А, во-вторых, чего своей выходкой добьюсь?
Однозначно, ничего хорошего. Только в очередной раз докажу, что вздорная, малолетняя дура, с которой можно не считаться и обращаться, как вздумается.
Оно мне надо?
В конце концов
Блин, как же сложно…
Всё-таки зря я пропускала мимо ушей мамины лекции. Может, если бы слушала, было бы проще понять, что правильно, а что-ошибка?
В итоге, так и не придя ни к чему, иду варить себе кофе. Несмотря на то, что окно давно закрыто, мне холодно.
Забравшись с ногами на угловой диван, натягиваю толстовку по самые щиколотки и, обхватив обеими руками кружку с кофе, пытаюсь согреться.
Такой озябшей и задумчивой меня, и застает Долгов. Ничего не говоря, он проходит на кухню и, присев на корточки у моих ног, надевает на них те злосчастные носки, а после касается губами моих колен, глядя мне в глаза. Несколько долгих секунд мы смотрим друг на друга.
– Обидел тебя, маленькая? – не столько спрашивает он, сколько извиняется на свой лад.
Качаю головой, а сама сглатываю подступившие слезы. Не знаю, почему я такая нюня. Вроде и обиды уже никакой нет, а все равно не могу сдержаться. Смотрю на него такого уставшего с этой виноватой улыбкой, и внутри что-то сжимается. Особенно, когда он прижимает меня к себе и целует в щеку, шепча:
– Прости, что сорвался, Настюш. Я когда на нервах, лучше мне под горячую руку не лезть. Стараюсь, конечно, контролировать себя, но ты все равно в следующий раз подожди, пока я угомонюсь.
– Я -то подожду, но ты старайся, а то брошу, – погладив его по щеке, обещаю с улыбкой. Серёжа усмехается. – Что-то серьезное случилось?
– Да так… – тяжело вздохнув, отмахивается он и, поднявшись, делает жадный глоток из моей кружки. Наверное, сейчас не самое лучшее время, чтобы спрашивать про свои догадки, но, если не спрошу, с ума потом сойду.
– У тебя еще есть дети помимо Оли и Дениса?
– С чего вдруг такой вопрос? – удивлённо смотрит на меня Долгов. Я прикусываю губу, не зная, стоит ли говорить, что слышала обрывки его разговора. Не зря же он меня из комнаты выпроваживал.
– Показалось из того, что услышала, – все же решаю сказать и тут же добавляю, заметив, как он нахмурился. – Ты очень громко кричал.
– Понятно, – заключает Сережа и делает очередной глоток кофе. – Нет, Насть, у меня больше нет детей. Но чтобы эта тема больше не поднималась, скажу сразу: был сын. Он умер.
– Как…умер? – ошарашенно выдыхаю, сама даже не понимая,
– Ну, вот так, Насть. Когда трахаешься по "большой любви" без резинки с таким же малолетним дурачком, как ты – когда вы не то, что ребенка содержать, а от мамки с папкой уйти не в состоянии, – потом случаются разные, страшные вещи. Иногда даже маленькие дети умирают. Подумай об этом в следующий раз, когда будешь предлагать мужику кончить в тебя.
После такой отповеди задавать вопросы, хоть их и крутиться в голове тысяча, как-то страшно. Сережа тоже не торопится что-то рассказывать. Понятно, что о таком говорить нелегко, да и, наверное, нет никакого смысла, но меня все равно коробит, что он не посчитал меня достаточно близкой, чтобы поделиться своими переживаниями. А то, что там, где -то глубоко внутри все еще болит, я почему -то уверена. Пусть внешне это никак не проявляется. Долгов все так же спокойненько попивает мой кофе, устремив задумчивый взгляд в окно, но именно в этой затуманенной синеве я чувствую что-то очень горькое.
– Пойдем спать, – взяв его за руку, предлагаю тихо. Сережа кивает и, обняв меня, ведет в спальню.
Естественно, сна ни в одном глазу. Слишком много впечатлений, мыслей и слишком горячие объятия. Прижавшись сильнее, чувствую, что и Серже совсем «не спится». В итоге мы долго целуемся и ласкаем друг друга, но поскольку у меня по-прежнему саднит между ног, дальше ласк наше «не спится» не заходит.
Утро начинается очень рано и суматошно. Никаких предрассветных любований любимым, нежностей, приготовления завтрака и прочей романтики – ничего из того, что представляет каждая вторая девчонка в свое первое утро с мужчиной.
У Долгова разрывается то один телефон, то второй, поэтому, когда просыпаюсь, он уже весь в делах. Закутавшись с головой в одеяло, выползаю на кухню и, прислонившись к дверному откосу, с улыбкой наблюдаю, как, зажав между зубами сигарету, он пытается спасти убегающий кофе, попутно слушая кого-то по телефону. Это выглядит комично и вместе с тем очень мило.
– Разбудил тебя, Настюш? – закончив разговор, замечает он меня.
Качаю сонно головой и, зевая, сажусь на диван.
– Иди поспи, рано ещё, – перелив кофе из турки в стакан, садится Сережа рядом. Перебираюсь к нему на колени и, уткнувшись носом во вкусно пахнущую лосьоном после бритья шею, снова качаю головой.
– С тобой хочу, – шепчу хрипло.
– Мне надо ехать, котёнок, дел очень много. Ты отсыпайся, я часов в семь приеду, сходим куда-нибудь.
– М-м… вместе поедем, а то родители будут орать.
– Тогда давай, быстро пьем кофе и выдвигаемся.
– Угу, – взяв кружку из его рук, делаю обжигающий глоток.
Бодрости мне он отнюдь не добавляет, поэтому практически всю дорогу до «нашей» остановки, клюю носом. Правда, чем ближе мы к концу пути, в груди все сильнее нарастает неопределенность и тревога.