Паранойя
Шрифт:
Сет улыбнулся.
— Я знаю.
— Значит, вы или наносите удар первым, или пиши пропало.
— Это как?
— Предположим, все раскроется и вас поймают, что вполне вероятно. Вы отдаете себя на милость суда без сотрудничества и попадаете в тюрьму. Очень просто. Я это гарантирую.
Меня словно в живот ударили. Сет поморщился.
— Тогда я буду сотрудничать.
— Слишком поздно. Никто не будет делать вам поблажек. Кроме того, единственное доказательство против Уайатта — это вы. А против вас самих улик более чем достаточно.
— Что
— Либо они сдадут вас, либо вы сдаете их. У меня есть приятель в офисе федерального консультанта, человек, которому я доверяю. Уайатт — крупный улов. Можно предложить его им на блюдечке с голубой каемочкой. Их это заинтересует.
— Откуда я знаю, что меня не арестуют и не бросят в тюрьму вместе с Уайаттом?
— Я сделаю своему приятелю предложение. Позвоню и скажу — есть то, что может его заинтересовать. Не назову имен. Скажу: «Если не заключишь сделку с моим человеком, ты его не увидишь. Если заключишь, то дашь ему королеву на день».
— Что такое «королева на день»?
— Мы встречаемся с прокурором и агентом. Все, что прозвучит на этой встрече, не может быть прямо использовано против вас.
Я посмотрел на Сета, подняв брови, и повернулся к Шапиро:
— То есть я могу легко отделаться?
Шапиро покачал головой.
— Учитывая шуточку, которую вы откололи в «Уайатте» с проводами грузчика, нам придется подавать заявление о признании вины или что-то в этом роде. Вы «грязный свидетель», и прокурор будет вынужден вас наказать. Полного помилования не ждите. Получите где-то с полгода.
— Тюрьмы, — уточнил я.
Шапиро кивнул.
— Если они захотят заключить сделку, — сказал я.
— Вот именно. Скажу вам открытым текстом: вы в полном дерьме. Акт об экономическом шпионаже 1996 года сделал кражу коммерческих тайн уголовным преступлением федерального уровня. За это могут дать лет десять.
— А как насчет Уайатта?
— Если его поймают? Согласно федеральному законодательству о корпоративной ответственности, судья должен учитывать роль истца в преступлении. Тяжесть преступления зачинщика увеличивается на две степени.
— Значит, ему достанется больше.
— Верно. Кроме того, вы ведь не получали материальной выгоды от шпионажа, верно?
— Верно, — подтвердил я. — Хотя нет, мне все-таки платили.
— Вы получали зарплату в «Трионе» за работу, которую делали для «Триона».
Я поколебался.
— Вообще-то люди Уайатта продолжали мне платить на тайный банковский счет.
Шапиро молча посмотрел на меня.
— Это плохо, да? — спросил я.
— Плохо, — ответил он.
— Неудивительно, что они так легко согласились... — простонал я, обращаясь скорее к себе, чем к нему.
— Да, — вздохнул Шапиро. — Вы сами заглотили наживку. Так звонить мне или нет?
Я посмотрел на Сета. Тот кивнул. Похоже, другого выбора у меня не было.
— Подождите снаружи, — сказал Шапиро.
79
Мы
Несколько минут я молча сидел и думал, думал, думал...
— Знаешь, — сказал я, — самое худшее в этом то, что я дал Уайатту ключи и он может обокрасть нас вслепую. Он уже разрушил наше большое приобретение, а теперь нас полностью с дерьмом смешает — и во всем виноват я.
Сет прищурился:
— Кого это «нас»?
— "Трион".
Он покачал головой:
— Ты — не «Трион». Ты постоянно говоришь «мы» и «нас», когда имеешь в виду «Трион».
— Оговариваюсь, — махнул рукой я.
— Не думаю. Возьми-ка ты кусок мыла (какое оно там у тебя, десятидолларовое, французское?) и напиши на зеркале в ванной: «Я — не „Трион“, а „Трион“ — не я».
— Хватит, — сказал я. — Ты говоришь совсем как мой папаша.
— А тебе никогда не приходило в голову, что твой отец не во всем ошибался? Ну, как сломанные часы, которые два раз в день правильно показывают время?
— Пошел ты.
Дверь офиса открылась. В ней стоял Ховард Шапиро.
— Сидите, — сказал он.
По его лицу было ясно, что дела плохи.
— Что сказал ваш приятель?
— Его перевели в министерство юстиции. А на его место пришел полный кретин.
— Совсем кретин? — уточнил я.
— Он сказал: «Знаете, подавайте заявление и посмотрим, что будет».
— То есть?
— То есть вы подадите заявление тайком, и никто об этом не узнает.
— Не понимаю.
— Если вы обеспечите ему хорошее дело, он готов выписать «Пять-К». Это такое письмо, в котором прокурор просит судью отойти от положений федерального суда.
— Должен ли судья делать то, что хочет прокурор?
— Конечно, нет. И кроме того, нет гарантий, что этот козел действительно напишет хорошее «Пять-К». Если честно, я ему не доверяю.
— А что он понимает под хорошим делом? — спросил Сет.
— Он хочет, чтобы Адам ввел в операцию тайного агента.
— Тайного агента?! — возмутился я. — Это безумие! Уайатт ни за что не клюнет. Он не станет встречаться ни с кем, кроме меня. Он не идиот.
— А как насчет подслушивающих устройств? — спросил Сет. — На это он согласится?
— Я на это не соглашусь, — отрезал я. — Каждый раз, когда я встречаюсь с Уайаттом, меня сканируют. Под слушку точно найдут.
— Не важно, — сказал Шапиро. — Наш друг-федерал все равно на это не пойдет. Он будет играть с нами лишь в том случае, если вы внедрите тайного агента.
— Я не буду этого делать, — заявил я. — И Уайатт ни за что не согласится. К тому же кто гарантирует, что я все равно не загремлю в тюрьму?
— Никто, — согласился Шапиро. — Ни один федеральный прокурор не может быть на сто процентов уверен в решении судьи. Итак, в любом случае вам дается семьдесят два часа на раздумья.