Парашютисты (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Голодный он как пес, вот и все.
Привели пекаря в чувство, осторожно, как малого ребенка, накормили, а он:
— Нынче к ночи сходить бы еще, а? Немец только днем печет — каждого куста тут боится. Вот и буду с ним в пересменку. Надо ж нам силенок набраться, товарищ командир?
— Надо.
И пошла в той пекарне круглосуточная работа: днем для немцев хлеб печется, ночью — для наших. Ночью сидит в пекарне волжанин и топит так, чтоб ни искорки не было видно. Под утро съезжаются к пекарне
Так продолжалось несколько дней. Окрепли малость ребята, стали трогаться дальше. Последнюю выпечку пекарь вместе с немецкой пулей принес…
— Как с пулей? — перебил меня кто-то из солдат.
— Выследили-таки его немцы, с танками автоматчики к пекарне двинулись, — думали, там целая рота печет. Такую стрельбу подняли, что от пекарни одна труба осталась.
— А пекарь?
— А пекарь живым-невредимым к своим добрался в обнимку с горячим хлебом.
— А пуля?
— Пулю они уж потом нашли. Разрезали одну буханку — она к ногам и упала…
— Вот это действительно герой из героев.
— Да-а…
Я уже давно закончил свой рассказ, а в землянке было еще так тихо, будто все продолжали слушать. А может, ребята и в самом деле слушали уже не меня — вой декабрьского ветра в железной трубе печурки, сквозь который все отчетливей доносился грохот далекого боя.
— Ну как? Верно я, значит, сказал? Разные пекаря бывают? — резюмировал мой рассказ хрипатый.
— Верно!
— То-то оно и есть.
На следующее утро я покинул гостеприимную землянку. Комбат Майоров дал мне лошадь и пожелал счастливого пути.
Ездовым у меня оказался один из вчерашних собеседников — пожилой солдат, которого я сразу узнал по густому, охрипшему басу.
Когда мы проехали по лесной дороге километра два или три, он обернулся ко мне и, протянув полный, завязанный «под горлышко» кисет, сказал:
— Куришь? Моршанская. С госпиталя еще берегу. А здорово ты давеча им про пекаря-то! Ух, здорово!
— Вам понравилось? Правда?
— Лихо.
— Мне даже самому не верится, что такие вещи на свете бывают.
— Бывают. Все как есть расписал, точка в точку. Только в одном месте, сынок, ошибся, и то самую малость.
Я недоуменно глянул на солдата.
— Не в Речице то было, а у самых, считай, Старых дорог, недалече от Белой балки. Понял? — Он весело перекрестил кнутом чуть сбавившую ход лошадь. — А так все справедливо: и про немца, и про хлеб, и про пулю в буханке.
— Справедливо? — удивленно спросил я. — Это хорошо, а то я вот в газету пишу, все боюсь, как бы чего не напутать.
— Говорят тебе, точно, только Речицу на Старые переверни, и полный порядок будет.
— А вы сами-то, папаша, не напутали? Вы сами-то от кого слыхали?
— «От кого», «от кого»! Заладил…
— Нет уж, начали, так говорите до конца, газета есть газета.
— А ты меня не выдашь?
— Что вы!
— И в печать не пропустишь?
— Ив печать. А что?
— А то, что везет тебя младший сержант технической службы, коренной волжанин-саратовец. Понял? — Солдат еще раз беззлобно хлестнул лошадь и добавил: — Той самой пекарни, значит, главный пекарь.
Он обернулся, и я в первых лучах рассвета увидел его белый висок.
Солдат гордо распрямил ссутулившиеся на морозе плечи и задумчиво пробасил:
— А героев у нас в отделении тогда не было. Ни одного. Они уж потом пошли, когда я в госпиталь угодил. Ясно? — Он перекинул вожжи из руки в руку и обернулся ко мне еще раз: — Так запомни: не в Речице, а возле самых Старых дорог. Может, и сейчас стоит там кирпичная стена пекарни, совсем ведь недавно дело было — год назад.
— Запомню, отец, — отозвался я и снова, теперь уже совершенно отчетливо, увидел перед собою белый, будто той мукою припорошенный, висок солдата.
– ТЕНЕКО -
Н. К. Исаеву
Он появился в роте Сергованцева неожиданно. Одетый в штатское, заросший человек небольшого роста вышел на лесную поляну, приблизился и заговорил:
— Командира ест?
— Есть, — в недоумении шагнул ему навстречу Сергованцев. — А ты кто такой?
— Командира ест? — повторил свои вопрос пришедший.
— Ну предположим, я. — Сергованцев одернул гимнастерку, на воротничке которой не было никаких знаков различия.
— Ты?! — удивленно спросил незнакомец. — Рядовой командира?
— Допустим, и так рядовой командир. Наш лейтенант Залужный…
Он хотел сказать, что лейтенант Залужный, умирая, поручил командование ротой ему, Сергованцеву, но, смерив подозрительного человека испытующим взглядом, осекся.
— Лучше скажи, откуда ты такой? Штатский или военный? Зовут тебя как?
— Тенеко.
— Как-как?
— Артиллериста Тенеко.
— Артиллерист? Мы таких артиллеристов что-то еще не встречали. Где твоя форма?
— Форума нет, форума совсем больше нет.
С трудом поняли в роте сбивчивый, косноязычный рассказ Тенеко, жителя далекого ненецкого стойбища.
В первые дни войны Тенеко был призван в армию, попал на пересыльный пункт, потом — в эшелон, потом — под массированную бомбежку. Эшелон сгорел вместе с вагоном, в котором везли обмундирование для новобранцев. И вот Тенеко, не успевший еще сделаться солдатом, расхристанный, нескладный, стоит перед не сумевшим еще толком войти в свою роль командира роты Сергованцевым и отвечает на его недоуменные вопросы.