Паразиты мозга (Часть 1)
Шрифт:
Когда они поравнялись, компания окружила их, и один из подростков, очевидно самый младший и такой вертлявый, что казалось будто у него вообще нет позвоночника, сказал:
– Опять резаная б... попалась! Столько их развелось, что просто шагу ступить некуда.
– Не гони волну Гаденыш, - остановил его другой, самый высокий в группе, по всей видимости главарь, - Дорезать мы ее всегда успеем!
– и повернулся к Сергею:
– Сколько хочешь за свою мочалку?
– Какую еще мочалку?
– машинально переспросил Сергей, и почувствовал что в горле у него
– Свою, - уточнил длинный кивнув на Юлию.
– Нисколько, - ответил Сергей, с трудом ворочая в сухом, как пустыня Гоби, рту языком, - Она не продается!
– Не бери на понт, фраер, я плачу хорошие деньги!
– сказал длинный и вытащив из кармана пачку стодолларовых банкнот, отделил от нее три бумажки - Триста баксов!
– Ты что, Коба, да она и десятки не стоит!
– вылез опять Гаденыш, - Да я за сотню знаешь какую тебе приведу? Сиськи аж до самой...
Но Коба только посмотрел на него и тот тут же заткнулся. Длинный все так же, без слов, добавил к трем зеленым бумажкам еще одну и посмотрел на Сергея - тот молчал. Он добавил еще, потом еще несколько.
– Смотри, фраер, - помахал он деньгами, - здесь тысяча зеленых, за такое барахло тебе никто столько не даст!
Сергей продолжал молчать. Он молчал потому, что в горле у него было настолько сухо, что если бы он попытался чего нибудь сказать, то у него все равно, скорее всего, ничего бы не получилось. Но длинный главарь понял его молчание по своему.
– Значит ты не хочешь ее продавать, так да?
– спросил он. Сергей молча кивнул.
– Прекрасно! Я тебя понимаю, ты купил ее для себя, и хочешь попользоваться ею сам, это твое право. И мы не будем тебе в этом мешать, напротив, я даже отдам тебе эти деньги, только с одним условием: ты сделаешь это здесь и сейчас.
– Коба, дай лучше я ее отфачу за пять баксов!
– не вытерпел Гаденыш, но никто даже не посмотрел в его сторону. Все смотрели на Сергея, но он молчал. Горло у него перехватило, и он не мог выдавить из себя ни звука. Это было как в том сне, когда хочешь закричать и не можешь.
– Ну что же ты?
– Не вытерпел длинный, - Давай, не бойся, ведь ты же хотел ее! Она же тебе нравится! Или не очень? Может быть в ней что-то не так? Может быть ее в больнице не очень хорошо подрезали? Ну это очень легко исправить!
– и он щелкнул выкидным ножом.
И тут кто-то скрутил Сергею руки за спиной, а к горлу приставили холодное лезвие ножа. А Коба тем временем подошел к Юлии и приставил свой нож к ее щеке. Девушка инстинктивно отпрянула, и тогда он взял ее рукой за затылок и, придерживая голову, начал медленно двигать лезвие вверх, оставляя на тонкой коже узкий след. От уголка рта постепенно кончик ножа начал перемещаться к уху, как бы рисуя на красивом лице девушки отвратительную улыбку.
И в этот момент что-то произошло: словно ветер прошелестел над головами, и хотя ветра никакого не было, все головы повернулись в одну и ту же сторону. " Кисель" - прошептал один из подростков, и вся компания бросилась бежать вниз, в сторону Тверской. Слышно было только как звякнул упавший на мостовую нож, и через секунду рядом с Сергеем и Юлией не было никого. Сергей поднял голову и увидел как из переулка вытекает и постепенно заполняет собой всю улицу беловатая, студенистая масса "киселя", более всего по внешнему виду действительно похожая на молочный кисель, но только очень густой. Казалось, что "кисель" горячий, над ним постоянно клубился пар, но так ли это на самом деле, никто не знал.
"...О "киселе" было мало, что известно. Знали только,
что появляется он всегда неожиданно, словно ниоткуда, и
исчезает совершенно бесследно, если не считать "кисельных
людей", то есть людей с которыми "кисель" соприкоснулся
физически. И хотя "кисель" не убивал, его панически боя
лись все, даже самые отпетые бандиты, которые не боялись
ни ножа, ни пули, ни бомбы, бежали от студенистой массы,
вытаращив от ужаса глаза и бросая оружие.
"Кисель" не обжигал, не ранил, и вообще никаких сле
дов соприкосновения на теле не оставлял, да и общее состо
яние контактера казалось было нормальным, но такие люди
оказывались навсегда потерянными для общества. Во первых,
такой человек становился полностью нечувствителен к боли,
его можно было бить, жечь огнем, загонять иголки под ног
ти, у него даже не менялось выражение лица. Во вторых, он
терял чувство голода, если ему предлагали поесть - он ел,
но если его забывали покормить, он мог не есть день, три
дня, неделю, и в конце концов мог умереть от голода. Чувс
тво страха ему тоже становилось неведомо. Он не спал, в
общепринятом смысле этого слова, но он мог часами сидеть с
открытыми глазами, уставившись в одну точку, словно разг
лядывая нечто, видимое только ему одному. У него открыва
лось какое-то внутреннее зрение, внутренний "третий глаз".
0 том, что он видел "там", он никому не рассказывал, но оче
видно это было настолько интересно, что контактер навсегда
терял интерес к деньгам, власти, славе, сексу.
Одним словом, общество теряло все рычаги, с помощью
которых оно могло бы управлять своим членом, и такой инди
видуум мог представлять интерес разве что для науки.
Впрочем, и науке с такого человека было мало проку:
он мог часами рассказывать о своем новом взгляде на мир, о
своей философской системе, к которой он пришел, кстати го
воря, в результате длительной, кропотливой, внутренней ра
боты, а вовсе не вследствие контакта с каким-то "кисе
лем". Что касается самого "киселя", то сказать хоть
что-либо путное о нем, он не мог и даже сам момент контак
та с этим феноменом он не помнил, этот отрезок времени
оказывался просто стертым в его сознании..."
Между тем, студенистая масса вытекавшая из переулка заполнила собой всю улицу, и двинулась в направлении Сергея и Юлии.
– Сперма, - сказала девушка завороженно глядя на медленно надвигавшуюся на них слизь.
– Что?
– не понял Сергей.