Пархоменко(Роман)
Шрифт:
Как раз в тот момент, когда Ворошилов приехал в штаб Сальской группы, с верховьев реки, по камышам, добрался сюда всадник-мартыновец. Он докладывал о положении мартыновцев. От всадника шел запах тины, лицо у него было землистое, и дышал он тяжело, как будто в горячке.
— Товарищи, за что же это наказанье? — кричал он, ударяя себя ладонями по щекам. — Товарищи, за что же такое наказанье?
— Мысли-то у сельчан какие? — спросил Ворошилов.
— Да ведь тридцать пять суток мучаемся. Невыносимый жар, товарищи. Мысли появились такие, что хотят сдаваться.
Штаб группы сидел в кружок, по-казачьи, вокруг небольшого костра, в который ординарцы непрерывно подбрасывали навоз, чтобы хоть немного отогнать бесчисленных комаров. Но дым шел прямым столбом вверх, а комары пищали, стонали, клубились. За штабом так же кругом стояли телеги с поднятыми оглоблями. От телег пахло дегтем и сеном. За телегами виднелось соленое озерко и синевато поблескивали солончаки. Вокруг телег ходили толпы бойцов с женщинами и детьми, ходили молча, стараясь уловить, о чем говорят командиры. Шевкоплясов, играя саблей, сидел отдельно от прочих — на телеге, свесив ноги, обутые в тонкие рыжие сапоги с длинными шпорами. Сальская группа только что выбила кадетов со станции Куберле, и Шевкоплясов — видимо, чрезвычайно гордясь этой операцией, — чтобы не потерять приобретенного достоинства, даже не отмахивался от комаров.
Пархоменко догнал поезд Ворошилова уже за станцией Котельниково. Он привез сообщение о том, что накануне, 3 августа, белоказаки сильно потеснили, почти обратили в бегство северные отряды Миронова и Киквидзе. Сталин подчеркивал полную необходимость освобождения трех тысяч мартыновцев и просил Ворошилова проявить особенную настойчивость в достижении этой цели. В дальнейшем предполагалось эти три тысячи мартыновцев влить в Сальскую группу, с тем чтобы мартыновцы воздействовали на нее, разбили те настроения, которые назывались тогда очень мягко «местничеством».
Но по всему было видно: или командиры Сальской группы догадывались о плане Военного совета, или же, что проще, «доброжелатели», а может быть, и просто шпионы из города, успели по телеграфу сообщить им об этом. Как бы то ни было, сколько Пархоменко ни расспрашивал бойцов, сколько ни шутил с командирами помельче, он не мог узнать, откуда поступают эти сведения и слухи, стремящиеся во что бы то ни стало отколоть Сальскую группу от основных сил фронта.
Ворошилов, выслушав мартыновца, сказал:
— Надо выручать товарищей!
Шевкоплясов, лениво поглаживая подбородок эфесом сабли, ответил:
— Мартыновцев? Лишние потери. Эта затея ничего не принесет. Если бить, так надо бить вперед, как мы сегодня. А то выдумывают тоже — в степь тащиться. Да ну к черту этих мартыновцев. Кто они такие?
Седоусый казак, вороша кнутовищем костер, проговорил:
— Бандиты какие-нибудь.
— Мы? Мы бандиты? — вскричал возмущенный мартыновец и весь посерел. — Полковой командир Тинков — бандит? Военный комиссар Потин — бандит? Бойцы — бандиты? Товарищи, эти обидные слова к бойцам нашей группы нельзя больше переносить!..
Думенко, командир одного из отрядов, прервал:
— Будет, помитинговали, надо слушаться распоряжений штаба. А наступать к Мартыновке трудно.
— Отказываешься? — спросил Пархоменко. — Трусишь?
— Я? Я трушу? Нет, не трушу, а не желаю, чтобы меня Ворошилов, куда ему хочется, бросал. Сегодня он меня бросает мартыновцев выручать, а завтра скажет, иди на север к Миронову и Киквидзе.
Думенко проговорился или по горячности, или по ограниченности ума, но теперь стало совершенно ясно: и Думенко, и Шевкоплясов, и Васильев знали, что север ослабел, а на помощь туда они идти не желают, — и не столько боясь за свои семьи, которые можно отправить в Царицын, сколько страшась того, что у них отнимут командование, что появятся вожди более опытные, смелые, к числу которых в первую очередь они, конечно, относили Ворошилова.
Шевкоплясов, пытаясь скрыть обмолвку Думенко, поспешно сказал:
— Товарищ Сталин считает необходимым идти к Тихорецкой, чтобы соединиться с нашими кубано-черноморскими братьями. Жалко упускать территориальные преимущества, которые в руках Сальской группы… озера там, балки… Вот мы и идем вперед.
— По существу, не слушаясь товарища Сталина, — сказал Ворошилов.
— Это как же?
— А так же. Раз вы не желаете действовать согласованно, то мысль о наступлении на Тихорецкую придется оставить.
— Мы желаем действовать согласованно.
— Тогда надо выручать мартыновцев.
— Лишние потери, — повторил Шевкоплясов.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
За телегами было слышно дыхание большой толпы, и то, что она стояла безмолвно, указывало: командиры еще считаются углядчивыми, зоркими. Шевкоплясов щелкнул портсигаром и протянул его Ворошилову. Тот хмуро потупился. Шевкоплясов, ухмыляясь, постучал портсигаром об эфес, свернул папироску и вытянул руку. Думенко вложил в нее головню. Шевкоплясов закурил.
Ворошилов обвел командиров глазами. Взор его остановился на Буденном. Ворошилов сказал:
— Тогда я один, со своими ребятами, пойду выручать мартыновцев. Прощайте.
Буденный проговорил, вставая:
— Предположим, что товарищ Ворошилов приглашает меня. Мой полк пойдет.
— Да и твой полк не пойдет, чего трепаться, — сказал Шевкоплясов, играя саблей. — Раз все оглобли вверх, значит все. Говорю вам, что противник будет бить в нашу сторону, в сторону юга.
— А он уже ударил на север, — еле сдерживая себя, сказал Ворошилов.
— Говори! Еще нам придется помогать, а не северу.
Пархоменко спросил:
— Тебе, видно, очень хочется, Шевкоплясов, север как есть оставить?
Шевкоплясов побагровел, залился потом и, ударяя кулаками о телегу, закричал:
— А вам как с Ворошиловым хочется в подчиненные нас взять? Фронтом завладеть хочется? Получай!
И он сунул Пархоменко кукиш.
Буденный рассердился, плюнул, выскочил из круга и побежал к своему полку с криком:
— Стройся! К выручке мартыновцев готовьсь!..