Пари на красавицу
Шрифт:
Домой едем в том же молчании. Всю дорогу нервозно ковыряю ногти и неосознанно грызу губы. Уровень неловкости — красный. Поразительно, как близкие люди в секунды вот так становятся чужими. По щелчку, от всего лишь одного слова. Пшик и словно никогда не было ни этих месяцев, ни переписок, ни поцелуев, ни признаний.
Опель тормозит возле раздвижных бортовых металлических ворот, внутри которых прорублена калитка. Сижу, не торопясь выходить из машины. Надо прощаться, разойтись на чем-то мирном, но говорить трудно. Писец. До чего ж паршивый
— Ты сильно обижен, да? — нарушаю гнетущую тишину я.
— Нет, — спокойно отвечает Рома. — На что обижаться? Сам виноват. Я часто тобой пренебрегал, а ты заслуживаешь большего. На самом деле удивлён, что ты не бросила меня раньше. Я бы себя, наверное, бросил.
— Всё было не так плохо. Честно.
— Спасибо.
— Надеюсь, у тебя всё будет хорошо, — с нежностью целую его колючую щеку в последний раз и вот теперь выхожу на улицу, прихватив с заднего сидения сумку. Всё. Конец. А главное, никаких заезженных обещаний про "останемся друзьями" и прочие бла-бла. Чушь всё это. Нельзя спать с человеком, говорить ему о любви, строить планы на будущее, а потом общаться будто ничего не было. Это садизм. Лучше обрубить всё на корню. Отодрать пластырь рывком. Ранка потом спасибо скажет.
Странно прозвучит, но мне легко. Нет, правда легко. Словно скинула с себя килограмм двадцать давящего на плечи металлолома. Тем ироничней, что утром с Глебом такого ощущения не было. Ироничней или трагикомичней. Я пока не поняла.
Кстати, о Глебе.
Проверяю телефон и знатно приофигеваю. Давненько его так не распирало от пропущенных вызовов и непрочитанных сообщений. Полный набор: от мамы, Аники и, конечно же, Воронцова.
"Думаешь, я шучу?"
"Я не оставлю тебя в покое"
"Мальвина. Ты моя. Запомни это"
"Почему ты не дома?"
"Надеюсь, ты не делаешь ничего, о чём бы потом пожалела и что я мог бы тебе припоминать с упрёком".
Эти смс приходили когда мы ещё были у Оли. Дальше приличный разрыв — почти три часа и снова:
"Не смогу тебя дождаться. У меня стрелка с отцом"
"Встретимся завтра"
"Ну чего там? Мы сегодня бухаем или мне мыть голову?"
Последнее сообщение уже от Аники. Хех, ну да. Дреды тоже надо мыть, если кто не знал.
И вот что ей ответить? Хорошенько взвешиваю все "за" и "против". Нет. Запал кутить прошёл. Я слишком устала. И общения на сегодня с меня тоже достаточно. Самое лучшее, что я могу для себя сейчас сделать — просто побыть одной, так что даю ей отбой, перехватываю поудобнее тяжёлую сумку и иду у крыльцу.
Нет. Покой нам только снится. Не знаю, где я так нагрешила, но если сегодня упадёт метеорит посадочной
— Ну и где ты была? — с порога настигает меня сначала сердитый голос мамы, а затем появляется на горизонте и она сама: в цветастом фартуке и с вскинутой в руке лопаткой, перемазанной маслом.
На объединённой с коридором кухней кипит жизнь. На плите что-то жарится, по телеку работает реалити-шоу, а Андрей чистит картошку, склонившись над мусорным ведром. Идиллия, куда б деваться. И тут припёрлась я.
В защиту лишь могу сказать, что любимая мамочка ещё с утра велела мне после пар сразу развернуть лыжи в сторону дома. Я бы так и сделала, но вмешались известные планы.
— У Аники.
— А что, дома уже не ночуется? Двое суток где-то пропадала.
— Можно подумать, я каждый день ухожу в загул, — обиженно закатываю глаза я, скидывая с себя Кронверсы.
— Ещё б удумала!
— Не надо меня отчитывать. Я уже совершеннолетняя.
— Не надо её отчитывать. Вот именно, что совершеннолетняя. И у тебя есть обязательства! Вчерашний ужин был на тебе, если забыла.
— И что? Померли с голоду? Заказать готовую еду не пробовали?
— Прасковья!
— Что? В конце концов, макароны варятся быстро. Не надо делать трагедии.
— Вова с занятий по ушу тоже должен был сам себя забрать?
Ладно. Тут упрёк за дело. Как бы да. По средам я обычно младшего брата забираю.
— Я же заранее предупредила, что не смогу. Чуть ли не за неделю. Какие претензии?
— Претензии? Я не могла уйти с работы, и пришлось отпрашиваться Андрею!
— Ну и ничего страшного, — успокаивающе вскидывает в зажатом кулаке картофель перемирия отчим. — Забрал же. Всё хорошо.
— Не хорошо. Почему мы должны всё бросать только потому что у неё там её дурацкие танцульки?
Ну да. Для мамы уличные танцы не более, чем бесполезная трата времени. Вот бальные были — то да, то вещь. Опять же, если бы я закончила танцевальную школу, то хоть корочку бы получила, а тут что? Дрыгаешься в конвульсиях, народ потешаешь и ничего за это не получаешь. Никаких перспектив. Сплошная деградация.
— Вот устроили сыр-бор на пустом месте, — я такая чё-то замученная, что у меня даже ругаться нет сил. — Надо было Леру отправить за Вовкой. У неё куча свободного времени, уж выделила бы часок.
— Лера была занята!
— Ну так я тоже была занята! — огрызаюсь я, не выдержав. — Или что? У меня своей жизни быть не может? Только у нашей принцессы? Конечно, её трогать нельзя. Зато на мне ездить можно. Принеси, подай, приготовь, убери, отведи, приведи! Не помню, чтоб в вашем свидетельстве о браке был пункт, по которому я превращаюсь в прислугу!
Знаю, что зря я всё это начинаю, но остановиться уже не могу.
— Прекрати дерзить! — мама тоже начинает заводиться. — Бедная-несчастная, прям сломалась. Столько вешают на неё, куда б деваться.