Пари на пятьдесят золотых

Орлова Тата

Спустя полчаса вся корреспонденция оказалась разложена по стопкам. Более тридцати приглашений, большинство из которых уже перестало быть актуальными. Восемь личных писем, семь из которых пропахли духами. Десять – с отчетами от управляющего принадлежащего герцогу замка. Еще дважды по столько же – жалобы и прошения.

С личной корреспонденцией секретари разбирались только по особому распоряжению, поэтому их я сразу отодвинула в сторону. Кроме единственного ненадушенного письма, которое вызвало у меня безотчетное чувство тревоги. Магия в нем отсутствовала, такие вещи ощущаются

на уровне чутья, но…

Магии в нем точно не было, с этим я вряд ли ошиблась, однако имелись и иные способы воздействия, против которых и сильный щит не устоит. Мой братец, например, мог не только заговорить, но и «записать», заставив подчиниться, выведя на бумаге лишь несколько слов. А тут…

Я зажгла магический огонек, посмотрела послание на свет. Бумага хоть и плотная, но кое-что разобрать можно. Всего один листок, да и тот исписан наполовину…

Посчитав, что беспокойство – достаточное основание для принятия некоторых мер предосторожности, убрала письмо в стол. Подумав, повесила на ящик простенькую защиту-предупреждение, но и это не усмирило зудящего червячка тревоги, продолжавшего настаивать, что сделано мало. Скормив ему обещание окутать приемную сетью, перешла к следующей кучке, в которой лежали отчеты управляющего. Вынув оформленные по единому образцу послания, проверила даты, выбросила ставшие ненужными конверты. Внесла все данные в найденный в шкафу журнал, потратив на это еще почти час времени. Показателей было много, каждую цифру выводила старательно, чтобы казначею, к которому все это попадет, не нашлось, к чему придраться.

Прошения и жалобы зарегистрировала в отдельном талмуде. Первых было большинство. На выезд, на брак, на наречение имени, на ссуду. Жалоб – три. Две на одного и того же виконта, который своевольно увеличил размер подати в поселениях. Одна – на командира отряда стражи, испортившего девку и отказавшегося жениться.

Посмеявшись над герцогом, которому предстояло с этим разбираться, перешла к приглашениям. Время уже приближалось к десяти, да и день оказался насыщенным на события, но отправиться спать – значит признать свое поражение. Я сказала, что разберу почту…

– Господин Лонье!

Я вскинулась, открыла глаза.

– Господин Лонье, уже одиннадцать. Поздно.

– Да, да… – Еще не до конца понимая, о чем идет речь, оторвала я голову от стола. Не без труда выпрямилась, ожидая подвоха, окинула все вокруг быстрым взглядом.

Четыре аккуратные стопочки, два открытых журнала и несколько исписанных листов бумаги с вариантами извинений, на одном из которых я и заснула.

– Господин Дорсэ, – посмотрела я на дворецкого, – не могли бы вы рассказать мне об этих людях? – потянулась за отложенными в сторону приглашениями. – Что их связывает…

– …с его светлостью, – одобрительно кивнул он, закончив за меня. – С удовольствием помогу, но уже завтра. А сегодня вам надлежит отправиться спать. Время позднее.

– Спать? – схватившись за перо, переспросила я. Фраза, способная дать понять, что герцог, несмотря на всю витиеватость высказанных сожалений о несостоявшемся визите, на самом деле не испытывает ни малейших угрызений совести, легла на бумагу, идеально вписавшись в остальной текст. – Простите, что? – Поставив точку и довольно улыбнувшись – долго же она мне не давалась, – вновь посмотрела я на дворецкого.

Тот наблюдал за мной с легкой гордостью, прямо как за ребенком, прекрасно справившимся со своим заданием.

Мишель де Ланье это вряд ли бы понравилось, да и Мишель Лонье не считал, что ему требуется поддержка, но если первая нашла бы, чем ответить на подобную оценку ее способности быть самостоятельной, то второй предпочел промолчать. Пари, чужой дом с его порядками…

– Я прикажу принести вам в комнату молоко, – проигнорировав мой вопрос, произнес господин Дорсэ. – Заканчивайте и спускайтесь.

Спорить я не стала. Убрала оставшиеся бумаги, вспомнив о подозрительном письме, сплела сеть, в последний момент добавив в нее изображение дядиного любимца, волкодава Лекса. И только закрыв дверь и подвесив заклинание, заметила ошибку в кличке пса. Посмеявшись – такие ассоциации просто так не возникают, – решила ничего не исправлять. Ни герцог, ни тем более маркграф ночью в кабинет не пойдут, а к завтраку развеется само.

Все остальное запечатлелось в памяти лишь отрывками. Комната, теплое молоко с медом, ванна, грубая длинная рубаха вместо тончайшей ночной рубашки, подушка и…

Из сна меня вырвал осторожный стук, словно кто-то легко ногтем бил по стеклу. Звук был знаком, поэтому я, не открывая глаз, поднялась с постели, добралась до окна и, сдвинув створку, впустила наглого метаморфа внутрь. Все так же продолжая спать, вернулась к постели и забралась под одеяло.

Бригитта мое поведение сочла за приглашение и, раскопав щелочку, легла в ногах. Я попыталась дернуться – ее шерстка оказалась прохладной и даже чуточку влажной, – но была вынуждена замереть, когда это вредное отродье нырнуло под рубашку и вытянулось, устроившись у живота.

– Тогда разбудишь в половине восьмого, – смирилась я с ее самоуправством.

Бригитта что-то процокала в ответ и тоже затихла.

Ровно в половине восьмого я была вынуждена сорваться с постели, потому что, когда в твою кожу впиваются острые коготки, оставаться безучастной выдержки не хватает.

– Ты что творишь? – запутавшись в одеяле и свалившись на пол, заорала я. – Тебя кто такому научил?!

Бригитта, растянувшись на краю постели, безмолвствовала, но смотрела на меня так, что не ошибешься.

– Ты хочешь сказать, что это я? – потерев ушибленный бок, уже несколько более миролюбиво сказала я.

Та, соглашаясь, фыркнула.

Мотнув головой – не могло такого быть! – замерла, отведя взгляд от довольной белки. Было! Где-то полгода назад, во время очередного появления Агжея в академии, где я училась. Причина была банальна – его похождения, после которых он отсыпался в моей комнате. В один прекрасный момент мне надоело, что брата либо нет, либо он дрыхнет, и я решила подговорить Бригитту испортить ему очередное развлечение. Убеждать метаморфа в необходимости подобного вредительства не пришлось, белка к пакостям всегда относилась положительно, если только подкормить ее орехами, закрепляя договоренность.