Пари с начальником ОВИРа
Шрифт:
Да, но закончу о Пьере. Я дважды подбирала ему работу. И оба раза его выгоняли, потому что через неделю он просто переставал туда ходить.
Ну, а я однажды, за мытьем посуды, разговорилась с хозяйкой. Оказалось, ее сын нуждался в русской переводчице: что-то надо было отредактировать.
Я на всякий случай сказала, что я русская. И через три дня уже работала в другом месте за приличную плату.
Ну, все подряд рассказывать неинтересно, но я, как и ты, убедилась, что ничего в жизни не приходит случайно.
На ее месте я проработала почти двадцать лет.
А в семьдесят первом жизнь с Пьером стала совершенно невыносимой, да, по совести, мне просто надоело его кормить. Постоянные скандалы со свекровью только ускорили развод.
Знаешь, Пьер меня бил, а потом вдруг перестал бывать дома. Он нашел женщину.
И я поняла, что оставаться в квартире его родителей я больше не могу.
К тому времени я получила французское гражданство.
Фирма мне помогла с квартирой, сперва это была мансарда, а какая у меня квартира теперь - увидишь.
У Пьера родился от этой женщины ребенок.
Мы подали на развод.
Здесь это все тянулось очень долго и, главное, - было дорого.
Естественно, пять тысяч франков платила я. А в суде он заявил, что я бью ребенка, и привел кучу лжесвидетелей, подтвердивших это.
Я не поняла тогда, зачем это ему нужно, только потом мне объяснил адвокат, что Пьер хочет формально Андре оставить за собой: в этом случае он будет получать приличную ренту на двоих детей. Во Франции так принято.
Так и жил мой Андре с Пьером, каждый день прибегая ко мне поесть.
Я не знаю, любит ли он отца теперь, думаю, что не очень, во всяком случае на его свадьбе Пьера не было. Да и как он мог быть, если кормил Андре отдельно от своей новой семьи.
...Ну, что тебе еще рассказать, надо бы снова заправиться, кстати, если ты устал, можем поменяться местами, я отдохнула...
– Прости за банальность, ты счастлива?
– Конечно, ведь тогда же в семьдесят первом в кафе Де-Лир ко мне подошел молодой человек, назвавшийся Даниэлем, и попросил разрешения проводить.
И ты знаешь, неожиданно для себя я сказала: да. И вот уже девятнадцать лет мы вместе...
– ... И все-таки это невероятно, что ты вот так запросто едешь со мной, эмигранткой, иностранкой, - вдруг сказала Маргарита, возвращая меня в реальность, - запад очень увлечен вашей перестройкой. Я слышала по голосам, советским, - улыбнувшись, уточнила она, - что даже сотрудники КГБ и те могут теперь бастовать.
– Да, - гордо сказал я, - но, по-моему, они все же предпочитают бастовать под псевдонимами.
Я совсем не устал и готов был ехать с Маргаритой во Владивосток через Канаду, если бы вдруг перед нами не вспыхнул громадный неоновый транспарант: "Париж".
И тотчас же он навалился на нас мириадами огней, словно звезды рассыпались по земле.
Да, мы не въехали в Париж, а просто он - случился...
Через полчаса сложной езды в незнакомом городе, который радовал обилием указателей, доступных иностранцу (я не отдал руль), мы были у Маргариты дома.
И тут только я спросил:
– Мне удобно у тебя оставаться?
– Да, - просто сказала она, - я отправила мужу телеграмму.
Когда мы вошли в дом, они, как истинные французы, никак не могли друг дружке нарадоваться, а я оставался в коридоре.
Этой типично французской сцене, в которой не было упреков и хмурых бровей грозного мужа, предшествовала другая.
Когда мы входили в стеклянный подъезд дома, где жила Маргарита, прямо в подъезде на разложенных листах какой-то арабской газеты лежал человек. Маргарита спокойно перешагнула через него и пошла к лифту. Меня же он схватил за штанину.
– Не бойся, - сказала Маргарита, - это клошар.
– Кто?
– удивился я, выдергивая ногу из крепких объятий.
– Что-то вроде бездомного, у нас их теперь называют бомжи.
Я посмотрел на импортного бомжа. На нем был костюмчик рублей за четыреста, галстук.
– Он официант в итальянском ресторане, приехал недавно, копит деньги, объяснила Маргарита, - экономит на ночлеге. Вот попомнишь мое слово: он через пару лет откроет кафе.
Я молчал, с интересом разглядывая будущего рантье.
Клошар понял, что его оставляют в покое, и, приветливо нам улыбнувшись, снова улегся на свои газеты.
За ужином мы вдоволь наговорились, особенно если учесть, что Даниэль ни слова не знал по-русски.
Но разве это может помешать доброму разговору?...
– Спать, - объявила Маргарита.
И я уснул в Париже.
30 августа
Более того, я проснулся в Париже!
Нарочно не выглядывал в окно. А вдруг до времени увижу Лувр, галерею Лафайет, гробницу Наполеона, крошечный пароходик "Бато Муш".
К этому всему надо тщательно готовиться, как готовишься к любому сну.
Я принял душ, побрился, привел себя в порядок, и после завтрака мы втроем вышли на улицу.
– Я на службу, - весело сказала Маргарита, обнимая меня, - а тебе Даниэль покажет город, правда, он не знает английского, но зато французский ты знаешь примерно так, как он - русский, поэтому договоритесь.
Мы оба кивнули со знанием дела, потому что текст был произнесен, как на официальном приеме, на двух языках. В шесть вечера, - это мы поняли без перевода, - мы пообедаем в ресторане "Гиппопотам-гриль", недалеко от "Опера".