Пари
Шрифт:
Профессор произносит английские слова, по-парижски грассируя.
– Довольно тягостное, - обернувшись, сознается Вагин.
– Эта пустота...
– Да, молодой человек, на акватории, равной четверти Франции, исчезла всякая жизнь. И самое печальное, что причины до сих пор остаются неизвестными.
– Как, а метеориты? Разве не они все наделали? Ведь всюду писали, что именно после падения этих небесных глыб...
– Ерунда!
– По тому, как недовольно топорщатся усы профессора, можно заключить, что ему уже не раз приходилось громить эту точку зрения в схватках с коллегами.
– Из каждых трех падающих на Землю метеоритов
– Очевидцы писали о болидах огромных размеров, - осторожно замечает Вагин.
– Допустим. Ну и что из этого следует? Что рыбу просто оглушило? Но ведь те же очевидцы в один голос свидетельствуют, что не было слышно ничего похожего на взрывы! И, кстати, ни один из них не мог даже приблизительно указать место падения...
Профессор сует в рот пустую трубку, с которой не расстается с начала погружения, и, пососав ее, продолжает уже более спокойно:
– Или, может быть, вы сторонник "химической" гипотезы? Не спорю, вполне логично предположить, что вещество метеоритов содержало какие-то неизвестные нам соединения, оказавшиеся смертельными для морских обитателей. Но мы взяли за это время сотни проб воды на самых разных глубинах и, увы, нигде не обнаружили никаких следов чужеродных веществ. А впадина по-прежнему мертва... Рыба упорно избегает этот район.
"Хорошо, - думает Вагин, - но что же все-таки означают загадочные фразы, которыми вы перебрасывались пять минут назад?"
А вслух спрашивает:
– Значит, все поиски пока безрезультатны?
– Ну, не совсем так...
– Профессор бросает взгляд на Тилтона, делающего какие-то записи в судовом журнале.
Пауза. Видимо, разговор следует считать оконченным
– Погреемся, - предлагает Тилтон, доставая из-под сиденья большой белый термос.
Несколько минут они в полном молчании пьют горячее молоко. Это очень кстати, так как температура в гондоле продолжает понижаться.
– А теперь, - говорит профессор, энергично потирая руки, - пройдемся вдоль дна. Фрэнк, передайте наверх, чтобы они ждали нас милях в пяти западнее.
Кивнув головой, Тилтон снимает с рычажка микрофон ультразвукового передатчика.
Вот уже заработали гребные винты. Поднявшись на несколько метров, батискаф плавно трогается с места, осторожно раздвигая мрак лучами прожекторов.
* * *
Интересно, зачем они оба опять надели наушники? Ясно, что уж никак не для связи с базовым судном. Провода тянутся совсем не к тому аппарату, которым только что пользовался Тилтон. Нет, спрашивать сейчас, конечно, неудобно.
Характер дна постепенно меняется. Теперь там и тут виднеются округлые темные камни, похожие на огромные картофелины. В некоторых местах их так много, что дно напоминает развороченную булыжную мостовую.
– Слышали об этих штуках?
– Тилтон трогает Вагина за локоть.
– Это железомарганцевые конкреции - главный клад океанских глубин. Между прочим, существует проект...
Он вдруг замолкает. Вагин удивленно поворачивается и видит застывшее в напряженном внимании лицо. Глядя прямо перед собой невидящими глазами, американец делает нетерпеливый знак рукой. Смысл его понятен без слов: "Не мешайте слушать!"
– Это
– слышится сзади взволнованный голос профессора.
– Я поворачиваю.
Значит, он тоже что-то услышал. Но что?..
Развернувшись, батискаф устремляется на юг. Видимо, профессор включил самую высокую скорость: дно за иллюминатором так и несется навстречу судну. Все то же мертвое дно, усеянное тускло поблескивающими в лучах прожекторов желваками конкреций.
Проходит несколько томительных минут.
– Слышите?!
– полушепот Тилтона - будто сдавленный вскрик.
– Они определенно становятся отчетливей!.. Мы приближаемся.
– Сообщите на корабль о перемене курса, - обрывает его Орнье.
Пока американец возится с микрофоном, Вагин внимательно следит за выражением лица профессора.
– Скажите, что вы там интересного услышали?
– решается он наконец спросить.
Старик рассеянно смотрит на него.
– Ах да, мы вам ничего не сказали... Фрэнк, дайте-ка нашему гостю на минутку наушники.
Сначала Вагин не слышит ничего, кроме тихих шорохов. Но вот его слух улавливает какие-то далекие, еле ощутимые звуки. Это слабые попискивания, чем-то напоминающие передаваемые по радио сигналы проверки времени. "Пи... пи... пии...". Звуки то нарастают, становясь учащенными, то вдруг обрываются долгой тягучей паузой. Словно их гасят какие-то неуловимые помехи.
– Ну, слышали?
– Тилтон уже снимает с него наушники.
– Вам чертовски повезло! Мы уже совсем было потеряли надежду, - и вот как раз сегодня...
– Но что это за звуки?
– Именно это мы и хотим узнать, - раздается из-за пульта. Профессор говорит медленно, то и дело замолкая и прислушиваясь.
– Вы что-нибудь читали о "голосах рыб"? Да, да, я имею в виду ультразвуки, издаваемые обитателями глубин. Их-то мы и пытаемся все это время уловить... Конечно, человеческое ухо не воспринимает сами ультразвуки, - но у нас есть аппарат, преобразующий их в звуки слышимой частоты. Те самые, которые вы только что слышали... Понимаете, нам необходимо было выяснить, не сохранилось ли в этой загадочной мертвой зоне каких-нибудь остатков жизни. И мы вслушивались. Каждый раз, с первого же погружения. Но все было безмолвно. До сегодняшнего дня... Теперь вы понимаете, что значит для нас этот тоненький писк в наушниках?
– Теперь понимаю...
– Вагин чувствует, что ему невольно передается волнение профессора.
– А вы уверены, что это именно рыба?
Старик отрицательно качает головой.
– В том-то и дело, что рыбьи "голоса" - не такие... Скорее, это какое-нибудь глубоководное животное. Быть может, еще не известное науке...
– Знаете, мне начинает казаться, что у этих звуков есть какаято сложная ритмическая упорядоченность, - говорит Тилтон, оторвавшись на минуту от наушников.
– Нет, серьезно... Просто, самые странные мысли лезут в голову...
– Ладно, Фрэнк, фантастический рассказ вы нам придумаете потом.
– В голосе профессора слышится легкая усмешка.
– Кстати, могу вам сообщить, что такая "упорядоченность", - иногда довольно сложная, - бывает даже у сельди.
В гондоле снова воцаряется молчание. Батискаф продолжает двигаться на юг. Теперь внизу тянутся сплошные нагромождения скал. Видимо, это остатки подводного хребта. Мрачный хаос каменных осыпей, гигантские глыбы, словно разбросанные рукой циклопа... Неожиданно скалистый склон обрывается черной зияющей пропастью.