Парик для дамы пик

Данилова Анна

Шубин стянул с дивана плед, укутал ее и сунул ей в руки телефон:

– Если тебе так плохо, позвони ему. Не мучайся, – сказал он не своим голосом. – Но ведь так нельзя, пойми ты.

Он не мог больше говорить. Встал, прислонился к стене, скрестив на груди руки, и закрыл глаза. А что еще он мог сказать, глядя, как человек мучается? Крымов не женат, он свободен, как и она. И он тоже любит ее. Так зачем же страдать, если существуют тысячи километров телефонных проводов, которые служат людям как раз для таких экстренных случаев…

Он

слышал, как она набирает номер. Содрогаясь всем телом и хлюпая, как какая-нибудь девчонка. Никакого желания скрыть переполнявшие ее чувства. Он стиснул кулаки. А представив, как сейчас далеко отсюда, в своей парижской квартире Крымов берет трубку и, оторвавшись от очередной любовницы, воркует с Земцовой, вливая ей в уши капля за каплей мед любовного красноречия, не выдержал и ушел на кухню. Там закурил.

– Он сейчас придет… – услышал он вскоре ее плачущий голос. – Говорит, с собакой гулял, поэтому его телефон не отвечал.

Оказывается, это она обращалась к нему, Шубину, говоря о дворнике, до которого она все же дозвонилась и который сейчас придет, чтобы вставить стекла. И Шубин подумал, что ему в сердце тоже не мешало бы вставить выбитые стекла – надежду. Вот только где взять такого дворника?..

Глава 3

К трем часам ночи она совершенно забыла о существовании мертвого тела, которое еще недавно было Зоей Пресецкой. Лежа в постели с Шубиным и чувствуя под щекой его упругое и надежное плечо, Юля думала о том, как удивительно приятно находиться в такую непогоду в объятиях мужчины, зная, что он – почти твоя собственность. Как купленный недавно диван или одеяло. И какое счастье, что он не видит ее мыслей… Она улыбнулась и еще глубже зарылась в складки теплого одеяла.

Дворник пришел, несмотря на поздний час, вставил стекла и даже убрал осколки. Чего не сделаешь за деньги.

А когда он ушел, они допили вино и доели сыр. Вечер плавно перешел в ночь, распахивая перед ними невидимые ворота чувственной любви. И даже если бы в ту минуту, когда Шубин любил ее, раздался характерный звонок… издалека, она бы не взяла трубку. От любви любви не ищут.

Молчаливый Шубин говорил ей о своих чувствах губами, руками и всем телом. В отличие от Крымова, который заговорил бы ее до утра, убеждая, что он – единственный мужчина в ее жизни.

– Ты знаешь, у Бобрищева нет алиби, – сказала Юля утром, когда они пили кофе на кухне. – Он сам мне об этом сказал. Или он настолько уверен, что выкрутится, что сам лезет нам в глаза, мол, вот я, никуда не делся и ничего не боюсь. Или он действительно не имеет никакого отношения к убийству Зои.

– Помнишь, ты рассказывала, что Пресецкая ела курицу? Надо бы выяснить, где и с кем она обедала, и были ли у нее в тот день вообще какие-нибудь встречи.

– Послушай, ведь она могла пообедать в фирме, где работала! И как это я раньше об этом не подумала?

Она позвонила

Бобрищеву и попросила номер телефона любого сотрудника этой фирмы, который в столь ранний час мог бы ей ответить на некоторые вопросы, связанные с Зоей. Бобрищев с готовностью выполнил ее просьбу, после чего добавил:

– Я тут кое-что вспомнил… Про волосы. Вы, наверное, слышали, что у Зои были чудесные, густые волосы. Просто сказка! Так вот, Ира, для которой Зоина шевелюра являлась предметом зависти, постоянно твердила ей, что ей не помешало бы сменить прическу, то есть имидж, ну и всякое такое… Женщины же постоянно меняют что-то в своей внешности. Вот и Ира пыталась вбить Зое в голову, что ей стоит постричься. Вы, конечно, будете смеяться, но чем черт не шутит… А что, если к этому убийству приложила руку сама Ира?

Юля от такого предположения похолодела. Она и сама допускала, что Ира могла иметь отношение к убийству Зои из-за ревности, тем более что и мужчина, которого делили две подруги, так быстро нашелся. Но чтобы сам Бобрищев подозревал Иру?..

– Вы серьезно?

– А почему бы и нет? Женщина – существо непредсказуемое. Ира злилась на меня, но любила. Поэтому меня оставила в живых. А вот подружку свою удушила. Возможно, не своими руками. Да сейчас за небольшие деньги можно нанять какого-нибудь алкоголика, чтобы тот удавил беззащитную женщину.

– Но согласитесь, что для убийства у Иры было маловато оснований… Ревность. Она же не была вашей женой, стало быть, приняла ваши правила игры. Или я что-то не так поняла?

– Все так, да не так. Но разговор о волосах был. И не раз. Ира и мне говорила, что Зое куда лучше было бы с короткой стрижкой. Она и мастера ей порекомендовала.

– Хорошо, я подумаю над этим сюжетом… Хотя мне он кажется фантастическим. То есть нереальным.

И вдруг Бобрищев, помедлив немного, устало вздохнул:

– И вы мне поверили? Да? Поверили? Вас так легко одурачить? Или вы совсем в людях не разбираетесь?

Юля почувствовала, как к щекам ее прилила кровь: он просто издевается над ней!

– Звоните, если вспомните еще что-нибудь… – сухо проговорила она, уже собираясь прервать разговор, как вдруг вспомнила то, о чем еще не успела спросить: – Кстати, вы не знаете, почему у Зои не было детей?

– Да потому что она сама как ребенок! – воскликнул Бобрищев. – Сама не знает, что хочет от жизни…

Он говорил о ней так, словно она чем-то сильно досадила ему. Пусть даже своей смертью. Но тем не менее говорил о ней, как о живой. В настоящем времени.

– В принципе она могла иметь детей. И даже мечтала об этом. Но я не входил в число мужчин, с которыми она говорила на эту тему откровенно. Я подозреваю даже, что она была беременна от меня этой весной. Допускаю, что она ни в какую Москву не ездила, а лежала в больнице после операции. Но это только догадки. Ира тоже молчит как рыба. Они все трое молчат…