Парикмахерия
Шрифт:
Проехался Ивашке по ушам. Типа:
– - А какой у нас на сегодня порядок несения ночных дежурств? А какие у нас пароль и отзыв?
Пришлось самому рассказывать - слов-то таких здесь нет. А понятия - есть. Так что и мне есть чему поучиться. Чарджи со Светаной не наблюдаются. Ну, естественно - где-то в лесу кусты мнут. Звяга сначала на Кудряшкову по-облизывался. Потом увидел перед носом кулак Домны. И сразу пошёл спать. Молодец - правильно понял. Домна на своего Хохряковича посмотрела... и тоже спать погнала - парень никакой после покоса, глазки слипаются. Ну, вроде всё - можно и мне на боковую.
Напоследок,
– - Ты чего в темноте шастаешь? Иди к бабам спать, поздно уже.
– - Ваня... ой. Господине. Дозволь повиниться.
– - Господи! Давай. Только быстро.
– - Господине, роба твоя виновна в том, что подслушала разговор твой с батюшкой. Нет-нет! Я не нарочно! Я там просто мимо проходила! А вы так громко говорили, а крыши-то нет, а я-то как услыхала... вот.
Я там чего, много чего-то лишнего сказал? Потаня остаётся у меня, причём - тиуном. Вроде повышение. Руку есть надежда восстановить. Чего там ещё было?
– - Ты, господине, сказал батюшке, что ежели бы ты свистнул... то я сама к тебе на... на шишку залезла.
Ё-моё! Совершенно не учёл отсутствие звукоизоляции. И свободу перемещения. Идиот! Сказано же: "и у стен есть уши". И у тебя, Ванька - тоже. Есть уши. Которые сейчас горят малиновым цветом. Хорошо, что в темноте не видно. "Ради красного словца не пожалеет и отца" - русская народная мудрость. Причём не указано - чьего именно отца не пожалеет. И прочих родственников его.
– - Любава... Тут... Ну, ты сама понимаешь...
– - Свистни.
– - ??
Обычно я соображаю нормально. В смысле: быстро, глубоко и многонаправлено. Ну, я же не просто так - Ванька, а о-го-го!
– эксперт по сложным системам. Но временами такой тупизм накатывает... Чего-то похожее из Бёрнса лезет:
"Ты свистни - тебя не заставлю я ждать,
Ты свистни - тебя не заставлю я ждать,
Пусть будут браниться отец мой и мать,
Ты свистни, - тебя не заставлю я ждать!"
Это к чему? Чего-то я не очень... "что ты имела ввиду?". Или она именно про это?...
– - Свистни. Пожалуйста.
– - Ты с ума сошла! Ты...
Она, как стояла до сих пор с опущенной головой, так и сделала шаг, обхватила меня поперёк туловища, воткнулась мне в солнечное сплетение и зарыдала. Какое счастье, что она маленькая. Это их семейное боевое искусство с удушающим захватом за шею...
– - Ну не реви ты. О господи, да тише ты. Весь двор слушает. Давай-ка вот в пустой сарай. Успокойся ты, наконец.
Едва я, с плотно прижавшейся ко мне Любавой, перешагнули через порог в чуть большую темноту бескрышного сарая, как девчонка, не переставая рыдать, принялась изображать взрослую, страстную и многоопытную женщину.
Да в бога душу мать! Я и в мирное-то время предпочитаю сам. И раздеваться, и раздевать. А когда эта рыдающая сопливка пытается одновременно одной рукой придавить меня за затылок, "дабы соприкоснуться устами", другой - рвёт на мне опояску, третьей - пытается сдёрнуть с меня штаны... Одновременно поправляя съезжающий на нос платочек, задирая подол своей рубашонки, впихивая мои ладони во всякие свои укромные места и организуя из сваленных конских потников подобие "ложа страсти"... Восьминожка восьмирукая. Я отбивался изо всех сил. Мы дружно пыхтели, сопели, ойкали и издавали прочие непотребные звуки. Я, кроме того, ещё ругался, а она уговаривала. Типа: не боись, больно не будет.
Здоровая девица. Цепкая. Как и положено быть человеческому детёнышу. Кто не имел сил удержаться на бешено прыгающей по ветвям и лианам мамашке, тот потомства не оставил. Слабые ручонки препятствуют, знаете ли, передаче генного материала. Что и отражено в отечественном фольке фразой известного анекдота: "Куда ж ты, с больными руками, замуж собралась?".
Так что хватка у младенца - быстрая, автоматическая и по усилию - запредельная.
Кстати, пока мы тут возимся, из личных историй.
Сели как-то мы, четыре мужика, самогоночки попить. В избе. У хозяина на попечении дитё. Ещё не ходит, но уже ползает. Хозяйка куда-то подевалась. Малыш миленький такой. Мы и пустили его по полу ползать. Пол чистый, сквознячков, вроде, нет. Пусть ребёнок погуляет. Мы своё дело делаем - потребляем да разговариваем, дитё - аналогичное своё. То гукает, то пукает, то хныкает, то туда-сюда ползает. И тут как-то тихо стало. Тишина при наличии ребёнка - сигнал тревоги. Точно. Дитё уселось на пороге и выкрутило, пока мы по стопочке пропустили, из порога шестисантиметровый шуруп, которым этот порог был прикручен к полу. Прикручен заподлицо, до упора, отвёрткой, всем усилием здорового мужчины - хозяина дома. Дитё выкрутило голыми руками. Точнее - маленькими нежненькими детскими пальчиками. А вот в рот его тянуть не надо было - хорошо - успели поймать.
Хватка у Любавы не меньше. Куда круче, чем у пневматического шуруповёрта. Что радует - во мне шурупов нет. Но остановились мы только в однозначно воспринимаемой сторонним наблюдателем позиции. Она - на спине, рубаха - на горле. Я - на ней. Между её ног. Без банданы, без рубахи, без пояса и сапог. Главное - штаны сумел сохранить. Она, похоже, засомневалась - чего дальше по сценарию должно быть. Тут я её руки и ухватил, наконец. Сильна красавица. Но против предводителя уелбантуренных белых мышей - терпелка слабовата. Предчувствуя неизбежный крах своих нескромных поползновений, она снова разрыдалась. Оплакивание и изнасилование - два принципиально разных процесса. В одном лице одновременно не совмещаются. Я позволил себе рискнуть и слезть. Отпустить и отползти. Комары, блин, всю плешь искусали. Тут где-то моя бандана завалялась.
Своё барахло я довольно быстро нашёл. А эта даже и не сдвинулась. Лицо рукой закрыла и рыдает тихонько. И всем этим своим... белым в темноте светит. Как подсветка взлётно-посадочной в аэропорту. Комары так и заходят на посадку. Эскадрильями. Типа: американский авианосец в завершающей фазе выполнения боевой задачи. Пожалел ребёнка - подошёл, рубаху одёрнул.
Нет, это - наследственное. Я - про боевое искусство. В смысле захвата за шею. И - душить. Теперь я вот на чем-то... лошадином сижу. Удила? Стремена? Трензелей и вензелей здесь ещё быть не должно. Но что-то очень ребристое. А она у меня на груди калачиком свернулась и плачет. Интересно, с какого момента в жизни женщина перестаёт понимать слова "нельзя"? Или это у них вообще с рождения?