Шрифт:
Ночь выдалась душная, душная и темная, за низкими тучами не было видно ни луны, ни звезд, и фонари горели тускло, к тому же не все, через два, если не через три, то ли из экономии, то ли кто-то большинство их разбил, не кто-то один, конечно, и не сразу, а постепенно, они не зажигались давно, а чинить их никто, естественно, не думал.
Дора быстро шагала по совершенно пустой улочке, стараясь держаться поближе к стенам домов, ей было страшно, обычно она старалась не задерживаться в городе допоздна, но сегодня ей повезло, ее пригласил на ужин китаец, с которым она познакомилась в парке, где по вечерам показывали на большом экране бесплатное кино, в отличие от многих ее знакомых, она только на такое и ходила, пригласил просто так, ничего от нее не добиваясь, наверно, богатый, как они все, с удовлетворенными потребностями, как выражалась Надин, ее соседка по комнате, чуть ли не окончившая Сорбонну, и единственное, чего ему хотелось,
– У меня ничего нет, – пролепетала она, протягивая им потрепанную сумочку из дешевой синтетики.
– В сумочке, может, и нет, но под этим… – один из них оттянул край выреза ее трикотажной блузки и хрипло рассмеялся.
Арабы! Дора похолодела. Закричать? Безнадежно, хотя, казалось, до Итальянцев, где светло и людно, открыты кафе и ночные клубы, рукой подать, но ее не услышат, и если даже услышат, кому она нужна, безнадежно, и все-таки она закричала, и удивительно, почти сразу кто-то возник за ее спиной, шел за ней или свернул из ближнего переулка, возник и сказал громко, хотя и вроде как-то лениво:
– А ну валите отсюда, ребята!
Один из арабов сунул руку в карман, наверно, за ножом, теперь ведь у всех ножи, но второй вскрикнул испуганно:
– У него пистолет!
И тут же оба отступили и растворились в темноте. Дора обернулась. Пистолета больше не было, если он и вовсе не привиделся ее обидчикам, а ее спаситель стоял, заложив руки в карманы, невысокий, всего на полголовы выше нее, плечи довольно широкие, волосы вроде темные, большего в уличном полумраке не разглядишь.
– Как тебя зовут?
По голосу Дора поняла, что он улыбается.
– Медора, – ответила она неуверенно. – А тебя?
– Хотелось бы сказать Конрад, но увы… Всего лишь Ив. – Голос звучал совсем весело.
– Почему Конрад? – спросила она.
– Господи! Ты в школе училась?
– Да, – отозвалась Дора обиженно. – В привилегированной.
– Вот как? И какими привилегиями вы пользовались, правом не знать Байрона?
Дора промолчала, и он сменил тему.
– Будет лучше, если я провожу тебя до дому. Ты где живешь?
– Там, – мотнула Дора головой. – Через здание.
– В приюте?
– Угу.
Она испугалась, что он начнет иронизировать, привилегированная школа и приют, курам на смех…опять куры, почему, может, потому, что и она не умнее курицы… испугалась, но он промолчал, только слегка подтолкнул, пойдем, мол, и ее ужаснула уже другая мысль, что если доведет до дверей и распрощается, и все, и правильно, на что ему дура, которая даже Байрона не читала…
Они молча дошли до узкой стеклянной двери, приют «Эльдер» был когда-то дешевой гостиницей, одной из тех, которые государство выкупило у владельцев, чтобы разместить хоть толику бездомных, которыми буквально кишел Париж, и не только он, Франция, Европа. Тем более, что в дешевых гостиницах ныне особой нужды не было, обнищавшие жители Европы давно отказались от ближних и дальних путешествий, а те, кто побогаче, вкупе с китайцами, державшими в руках почти все мировое производство и соответственно доходы от него, предпочитали отели классом повыше. Дора постучала, ей открыл, высокопарно выражаясь, портье, на деле такой же обитатель приюта, как и она, получавший за труды мизерную плату, сущие гроши, какие полагались и ей за то, что утром она готовила и сервировала завтрак, не одна, вместе с тремя другими девушками, кухарками или официантками, все едино, главное, что это была как бы работа.
– Тут есть где посидеть, поговорить? – спросил Ив, когда дверь открылась.
– Есть, – заторопилась она. – Холл, здесь внизу.
Маленький зальчик, который она назвала холлом, по утрам служил столовой, где подавали скромный завтрак, в обед там можно было поесть бесплатного супу, перекусить тогда или позднее на свой лад, тем, кто не ленился сготовить себе что-либо еще, разрешалось пользоваться кухней… таких было немного, люди в приюте жили одинокие, возиться ради себя лично неохота, если б еще семья, дети… существовали, впрочем, и семейные приюты, один всего в сотне метров, по другую сторону той же улицы, но Дора слышала, что семейные люди выдерживают редко и недолго, большинство оставшихся без собственного крова и работы рано или поздно отдавало малышей в детские приюты, где их бесплатно кормили, одевали и даже учили… Помимо прочего зальчик выполнял и функции комнаты отдыха, на свободной стене висел большой телевизор, и в дополнение к пластиковым столам и стульям, месту кормежки, стояли кресла и диванчики с довольно удобными поролоновыми сидениями, обтянутыми немаркой клеенкой. Можно было здесь и принять гостя, наверху, в комнатах, где жили по четверо, а то и шестеро чужих друг другу людей, не до личной жизни, по крайней мере, не до задушевных бесед. Наконец, тут было светло, по крайней мере, относительно, она коснулась панельки выключателя у двери, и тусклые галогеновые лампочки загорелись, дав ей возможность разглядеть получше своего спасителя. Волосы у него оказались каштановыми или темно-русыми, точнее не разобрать, глаза голубыми, правильные черты лица, крепкая грудь, обтянутая белой майкой с изображением смеющихся дельфинов и красной надписью SOS, реклама очередной кампании экологов. Еще на нем были потрепанные голубые джинсы, такие же, как на ней самой. Ив тоже ее рассматривал, что увидел, неизвестно, но спросил:
– Сколько тебе лет? Восемнадцать?
– Двадцать один!
– Так много? – Ив улыбнулся. – Сядем?
Он первым прошел почему-то не к дивану или креслу, а к столу, отодвинул стул и сел, стульев было только два, и Дора устроилась напротив, положив сумочку на стол. Ив хозяйским жестом взял ее, открыл, вынул кошелек и выложил его содержимое на стол.
– Восемьдесят евро. Пара бутербродов, стакан бурды, именуемой кофе, из автомата и противозачаточные таблетки.
– Мне не нужны таблетки, – вспыхнула Дора. – Я не сплю с кем попало!
– В таком случае тебе не стоит разгуливать одной в темноте.
– Я не разгуливаю. Меня пригласили на ужин.
– Не кто попало? – спросил Ив насмешливо.
– Это другой случай! Просто…
Она запнулась и умолкла, какого черта, спрашивается, она должна отчитываться перед незнакомцем, пусть даже избавившим ее от крупных неприятностей. Впрочем, Ив отчета не требовал, он положил деньги обратно в кошелек, кошелек в сумочку, аккуратно застегнул ту на пуговку и отодвинул.
– У меня наверху есть еще немного, – сказала Дора почему-то. – И послезавтра я получу пособие. К тому же тут бесплатный завтрак и суп. А еще я подрабатываю в здешней столовой.
– Понятно. И как ты угодила после привилегированной школы в приют? Сбежала из дому?
– Нет.
Глаза Доры наполнились слезами.
– Что-то случилось с родителями?
Она взглянула на него с подозрением, ей почудилась в его голосе насмешка, но нет, он смотрел с участием, и ее прорвало, она выложила свою историю, спотыкаясь и путаясь, но почти ничего не пропустив, рассказала, как в последний год учебы всякий раз, когда приезжала домой, видела родителей мрачными и озабоченными, все более мрачными и озабоченными, но ей они ничего не говорили, и только перед самым выпускным балом в школу приехали из полиции, и она узнала, что родители покончили с собой, вместе, приняли какое-то снотворное.
– Оказалось, что папа потерял работу год назад, он был старшим специалистом в фирме, выпускавшей детали для электронных устройств, и вдруг ее закрыли, производство перевели в какую-то африканскую страну, где все делают дешево…
– И плохо.
– Кого это волнует! Главное ведь, чтобы дешево… Ну а здешних работников просто уволили. Всех. И он больше ничего не нашел. А мама была на пособии давным-давно. Они постепенно продали все ценное… Мебель… Машину, чтобы внести плату за мой последний год в школе… Квартира была не собственная, платить за аренду они больше не могли, оставалось идти в приют и жить на пособие. Они не захотели. Они оставили мне письмо. Что им очень стыдно, но у них больше ничего нет, и мне придется самой прокладывать дорогу в жизни… А как? Если б еще в этой школе учили чему-нибудь полезному…