Париж между ног
Шрифт:
О том рассказала, что сначала как на каторгу ходила на фабрику. А потом втянулась, стало получаться, и пошла потихонечку удаляясь от ступеней этой страшной лестницы вниз, по которой уже скатились не одна подружка — хулиганка, которых я знала, с которыми вместе росла.
Рассказала, как набросилась на книги, понимая, что мало знаю, как собой занялась, как старалась по работе, и люди мне поверили, стали звать уже не Бест как раньше, а снова Вера или чаще Верочкой называли, прибавляя при этом, что я стала для них — наша Вера.
А потом, как решила за счет
— Я ему покажу себя! Обязательно займусь бизнесом, пробьюсь сама. Добьюсь с его стороны признания моих способностей и значимости собственной в жизни. Потому я решила создать свое агентство модельное, и я добьюсь этого, встану на ноги!
Потому, — говорю, — я и добьюсь своего от кутюрье. Пусть он уже со мной поработает, покажет, поможет мне, чего бы мне это ни стоило. Потому что я прошла огонь и воду, медные трубы, и знаю чего надо женщинам, а теперь и мужчинам! И пусть все те, кто мне попытаются помешать знают, что для них я не Руссо-мадам с косой, а коварный, изворотливый и непобедимый конкурент, который пришел на их территорию, где пока своего не добьется, то и их не оставит в покое.
— Понятно? — Глянула, а она девочка милая и несостоявшаяся любовница, с претензией на мое тело, спит.
Сопит носиком своим у меня на груди. Ну, что вы хотите — дети есть дети, и даже такие взрослые девочки девятнадцатилетние, что в Москве, что в Париже все они засыпают от сказочек и даже таких страшных, как рассказ о моей жизни.
— Ну, спи, спи. И пусть тебе никогда, даже во сне, не приснится то, что я испытала в своей жизни!
Тихонечко, чтобы не будить ее встала, прикрыла одеялом и вышла.
А ночью ой, мамочки-мама! То-ли тело ее, то-ли мое признание все во мне сдвинуло в сторону той бесшабашной девчонки, которая себя не жалея, играясь с перышком или руками, нащупывала в себе, ощущала себя окаянной, неугомонной женщиной. Уснула только под самое утро, самоудовлетворенная впервые за неделю и счастливая.
На другой день мы все время вдвоем.
Танцпол
Не успели зайти как звонок от Халиды. Мари переспрашивает, а потом мне:
— Мы идем с ней? — А куда и зачем не успеваю сообразить, а только головой киваю.
— А ты уверенна?
— Да! Так и передай, пусть говорит — куда и во сколько, а мы подъедем.
— В десять вечера, а вот место… Что? Как Ле Пулп? Опять?
Потом заливается краской и мне виновато.
— Она хочет нас
— Ну что там за клуб такой, что вы все с ним носитесь как с писаной торбой?
Она осерчала от моего согласия и того факта, что все пошло именно так, как она не хотела и что мы идем именно в этот Ля Пульп, потому она раздраженно мне.
— Как это? Что значит торба? И почему она писанная? Ты объяснить можешь? Что ты имела в виду? Эта торба, она хорошая или это такое плохое? Это что, опять какое-то ругательство?
— Так! Хватит. Давай лучше мне скажи, ответь на вопрос о клубе: как надо одеваться, что с собой брать, что посоветуешь одеть на ноги. Это что, дансинг? Там танцуют?
— Что-то вроде того. Да там музыка самая современная и танцпол. Одеться лучше как на коктейль. Свободней.
— Что-то такое? — Показываю ей короткое темно-лиловое и очень свободное платье на двух тоненьких бретельках с очень завышенной талией, которое она мне сама выбрала, и я его купила тут.
— А туфли?
Потом возимся с выбором для меня, а потом для нее импозантного, но она просит, чтобы не очень броского. И сколько ее не спрашиваю, она молчит как партизан. Ничего больше о клубе не рассказывает. Заинтриговала даже. Тем более, что я вижу, как она с каждым часом все глубже в себя уходит. Между прочим, в отличие от меня.
А меня словно подхватывает, и тело в ожидании чего-то необычного, и оттого даже слегка тревожно. Переспросила ее об опасности. Она как-то рассеянно ответила, что никакой опасности там нет, и если и есть какая-то, то она связана только с тем, как себя будешь там вести сама. А на мой вопрос, как вести себя надо, она ответила — как все. Придешь, увидишь и сама уже примешь решение. Какое решение, о чем это? Так и не добилась от нее больше ничего. Потом столкнулись в ванной.
У французов туалеты в каждом номере, а вот ванная комната почему-то одна на весь этаж. Правда на всем этаже только моя и ее комнаты, но все равно непонятно? А еще отель считается, чуть ли не люкс, тоже мне.
Мари почему-то на меня посмотрела как-то странно, особенно когда я стала менять при ней трусики на стринги. Ничего не сказала, перехватила мой взгляд и глазки отвела сразу же, затем уставилась на себя в зеркало и стала сильно подкрашиваться. Что-то за всем этим скрывается? А что не пойму? Ну ладно, посмотрим, чем тут угощают авантюристок, особенно таких, как я!
Машину не заказывали. Мари сказала, что мы быстрее доберемся на метро. И потому спустились в довольно тесное и совсем некрасивое метро. В нем и сам народ какой-то не тот, негры в основном все, и потом такой запах, бр… Ну совсем не московские подземные дворцы!
Потом протиснулись в вагон и понеслись сломя голову навстречу. А вот какую? Полная неизвестность!
В вагоне хоть и сидим вместе, и полицейский, а все равно не ощущаю себя в безопасности. Уж больно у них много тут народа из Африки и китайцев, а я их всех не очень люблю. Потом эти бомжи и музыканты какие-то на станциях, вообще все не такие уж дружелюбные.