Париж между ног
Шрифт:
Ну да! Ты что же не видишь, как он меня слушает, и я в этом усматриваю неподдельный ко мне интерес, и еще я чувствую необыкновенное доверие, и потому я решила ему все, как есть на духу, все что только что вспомнила. Вот сейчас наберусь смелости и ему все, все о себе и этих своих историях…
— Тебе не надо бы этого делать!
Это еще почему? Я просто хочу излиться, где-то прощения попросить и даже где-то отчистится перед ним, отвести душу с любимым своим….
— Дура! Вот что тебе я скажу. Самая настоящая дура!
Это еще почему?
— А потому, что тебе вовсе
Как это? Я не хочу, я не думаю…
— Вот потому я тебе и говорю, что не надо. Не надо ему знать всего о тебе.
Но я же с ним ничего не боюсь, я, же за ним как за каменной стеной!
— Вот, вот! Одного ты не можешь понять, что за ним это не значит, что ты себе можешь позволить все с ним! Ты же с ним не говоришь, что с тобой сейчас происходит? Что у тебя отекают ноги, лицо и что ты, прости за интимность, не можешь как обычный человек туалет сходить. И потом, ты же ведь все равно скрываешь еще кое-что о себе.
Нет! Ты не права. Мне нечего больше скрывать и я свою жизнь раскрываю перед ним и намеренно себя обнажаю, потому что хочу именно так, чтобы он обо мне все доподлинно знал и чтобы видел что я.
— Ага! Говори, говори. Только ты знаешь, не ври хотя бы уж мне! Ты что же ему вот так доверяешь, что готова все тайны открыть? Да что там говорить! Ты же ведь перед ним даже лифчик снять не решаешься, руками все прикрываешься. Я уже не говорю, что ты ему даже стесняешься всю себя показать там, не можешь лечь и раскрыться перед ним как женщина!
Ну, знаешь? Одно дело — это тело, а другое — это душа, и я готова ему вот всю себя, до конца…
— А вот ты и не права! Запомни, у женщин на первом месте с мужчиной не душа, а тело! Именно через него, наше женское тело, а вернее — доступ к нему мы и обретаем над ними силу и власть! А ты, глупая женщина, продолжаешь верить, что ему, прежде всего, нужна от тебя душа, а тело это потом. Ну и дура! Ну и что же ты замолчала? Что не веришь, что я говорю такое о нашем теле? Да ты знаешь, что у каждого из мужиков обязательно что-то, да и найдется, то ли фото, то ли фильм на его компе! И если ты такое говоришь, то совсем ты не знаешь мужчин!
А мне, между прочим, обидно! Да, знаю, вижу, и где-то это меня даже коробит. Ему что же моего тела мало? Зачем ему эти чужие и не живые?
— Вот! Наконец-то я слышу голос женщины. А то что-то было невразумительное…
Тебе кажется, что этим он как бы тебе изменяет! Так? И ты хотела бы, чтобы этого не было рядом с ним! По крайней мере, когда он с тобой! Ну что, угадала? А почему такой обиженный вид? Что, так и не можешь простить, и готова уже вцепиться и потребовать все это стереть, удалить, порвать, испепелить!
А вот, как бы не так! И не вздумай, упаси тебя бог! Как только ты станешь так поступать, то между тобой и им тут же черная кошка перебежит дорожку. И можно сказать, с этого все и начнется…
Что начнется? Откат назад? Ну, знаешь? В чем ты меня обвиняешь, что я, заступаясь за нас, можно сказать в лице всех женщин…
— Вот так и начинается все у нас! Сначала не нравится, что он и как продолжает на этих неживых баб глазеть, как мальчишка, ну а потом тебе уже не нравиться, что он с кем — то из тех, кто рядом болтает, улыбается, расшаркивается, и что к нему они обращается, и еще что-то такое, и все это с ними! Между прочим, красивыми и некрасивыми, молодыми и такими… И все у них с ним, твоим! И вот тебя уже начинает это раздражать в нем… Ну, а потом и поехало и пошло…
— А ты говоришь, что душа? По-моему, тело их всех женское тебя убедило, не так ли?
А теперь вот что запомни, что жизнь женщины с мужчиной — это игра! Игра полов! Она идет не с тобой, а веками между ними и нами. И до нас были умные женщины и глупые. Одни всю жизнь как иконы, как образ, всегда приятны, желанные, а другие, глупые… Да что там! Те так и бегают озабоченные до самой старости! Сначала у них не получается с ним, а потом уже с ними со всеми! И пока ты цветешь и живешь с ним в радостях, наслаждаясь общением и сексом, они озлобляются. Потому что любящая женщина должна быть обязательно умной!
Это, надеюсь, понятно! А раз понятно, то всего не говори о себе, только намекни ему, раскрой словно страшную тайну чуть-чуть. Помни про битву полов и нашу с ними игру…
— Да Игорек, до тебя я жила с женщиной, вот так, и не с одной. И с той, что ты помог поступить в институт, тоже была я, и с Блендой тоже я. Была, но ощущала себя по-разному. Я ведь как до того считала, что раз у меня такая коса и вся я такая особенная из себя, то я первая! Первая в классе, первая на работе! Я везде хотела быть только первой и чтобы вокруг меня все с восторгами, а вот я сама, как Снежная королева. Принимала знаки внимания как должное, и так было, пока я не столкнулась впервые с женским желанием.
Что я поняла? Вот если отбросить всех других женщин и оставить лишь тех, кто хочет любви, то среди них что я увидела? Их две категории: одни это те, такие как я — Снежные королевы, а другие, те — Ладушки, так бы сказала о них. А вот разница между ними мне стала ясна не сразу. Ведь чтобы понять, нам женщинам не надо ума, нам надо прочувствовать!
И вот я, такая вся из себя снежная, немного небрежная со всеми и всегда, где-то даже немножечко наглая и вдруг я сталкиваюсь с неприкрытым желанием, с нежностью беззащитной, вывернутой всей душой ко мне девушкой. Я ведь до этого не имела ни малейшего понятия о нежности, о ласке, о желании не задумываясь, не размышляя шагнуть, заступиться, заслонить собой, пожертвовать всем ради любимого человека. А тут?
Я запомнила ту Женечку, да и как не запомнить? Ведь сначала я к ней небрежно, схватила за грудь, стала тискать, потом хитрить, своего добиваться, во что бы то ни стало. Сказать, чтобы мне была нужна именно она? Нет! Мне тогда было все равно, девушка, парень, лишь бы взять от них то, что хотела забрать.
Я тогда была стервой, так можно было обо мне сказать. Брать, брать, получать и снова опустошать, пользуясь своим видом, фигурой, настойчивостью и наглостью. И я брала! Нахрапом наваливалась, сминала и свое отбирала! И мне нисколечко было не жаль никого, и я сама ни о чем не жалела! А потом вдруг обомлела.