Париж на три часа
Шрифт:
— Необходимо срочно выписать ордер на арест английского шпиона, но этот сукин сын ночью уже смотался из Парижа… А меня, как видите, почему-то не пропускают.
Лаборд властно и резко приказал:
— Сержант, не задерживайте человека, находящегося при исполнении государственных обязанностей! Пропустите его…
Офицерский шарф, авторитетный голос — все это подействовало на сержанта, и он откинул штык своего ружья, пропуская Фавье в помещение. С этого момента события в Париже стали разворачиваться совсем в другом порядке…
— Следуйте
В укромном месте, где их никто не мог видеть, капитан Лаборд торопливо изложил перед Фавье свои соображения:
— Смерть императора — главный козырь в руках заговорщиков. Может, это и правда, что императора не стало. Но эти люди ввергают Францию в ужасы республиканского правления!
— Так, — сразу понял его Фавье. — Но что можно требовать сейчас от меня, если Париж уже весь в паутине заговора?
— Требуется лишь твердость духа…
— А-а, вот ты где! — раздался голос: их настигал разгневанный Боккеямпе с обнаженной шпагой.
Лаборд ударил корсиканца ногой, выбив оружие. Фавье накинулся сверху зажал Боккеямпе рот.
— Что с ним делать? — просипел он. — Сегодня я выскочил из дому, не захватив наручников… Может, прикончим его?
— Вяжите шарфами, — велел Лаборд.
— Вяжите сами: у вас это всегда лучше получалось… Совместными усилиями они перетянули корсиканца крепкими узлами, затискали в рот плотный кляп. Забросив связанного Боккеямпе в одну из пустовавших комнат штаба, полные отчаяния и решимости, они стали подниматься по лестнице.
— Начнете вы, Фавье, — диктовал Лаборд, — а я вас поддержу. Только не давайте Мале говорить — его речь всегда убедительна, и тогда солдаты выбросят нас с балкона на площадь…
Впрочем, солдаты когорты оставались внизу, на площади, и уже не могли вмешаться в заговор против заговора…
Мале сидел напротив генерала Дузе, когда двери распахнулись, выбитые ударом ноги, и в кабинет ворвались Лаборд и Фавье… Инспектор полиции Фавье уверенно заявил:
— Мале, всего два слова… Каким образом ты очутился здесь, а не в пансионе доктора Дебюиссона? Почему ты не в больничном халате, а в этом мундире?
Дузе с робостью поднимался из-за стола:
— Но я… позвольте… но моя честь…
— Сидеть, черт побери! — резко оборвал его Фавье. — Ваше поведение тем более странно… Вы оправдаете его, если сразу же велите солдатам арестовать генерала Мале.
Громадный абажур лампы, брызнув осколками, разлетелся вдребезги. Потоки чернил хлынули вдоль стола.
Короткое замешательство — то, что нужно сейчас.
Мале уже стоял возле камина, прижавшись спиною к решетке, расписанной порхающими пчелами наполеоновской символики — Ни с места! — грозно произнес он. Грянул выстрел — над головой Лаборда пуля разнесла курчавую голову мраморного купидончика.
— Караул, сюда! — завопил Фавье. — Скорее… Рука Мале потянулась за другим пистолетом, но этот жест отразился в зеркале,
— Драгуны… ко мне! На помощь, — звал капитан. Мале сбил его с ног, локтем высадил стеклянные двери на балкон — он не боялся прыгнуть со второго этажа прямо на Вандомскую площадь, но в кабинет уже ворвались драгуны. Падая на пол, генерал увлек за собой и драгун.
С грохотом рухнула каминная решетка — на ковер посыпались горящие угли, по комнате плыл сизый чад…
— Драгуны, — сказал Мале, — ваш император убит!
— Не верьте, — возразил Фавье. — Мале давно безумен, он говорит не правду. Это маньяк, помешавшийся на якобинстве.
— Прочь руки, — еще сопротивлялся Мале. — Лаборд, ты арестован мною, а я комендант Парижа и всего гарнизона.
— Заткните ему глотку! — неистово горланил Фавье. — Не слушайте, что он болтает. Он заговорщик и враг нации…
В кабинет нечаянно вбежал Рато.
— Кто посмел говорить о заговорщиках? — запальчиво произнес юноша, обнажая тонкую шпажонку. Лаборд звал на помощь жандармерию:
— Что вы раскисли? Скрутите и этого безумца тоже. Разве не видите, что он — эмигрант и разбойник из шуанов…
Жандармы свалили Рато, затиснув в рот ему конец шарфа.
Мале в бешенстве отшвырнул от себя драгун:
— Убирайтесь! Меня-то вам вязать не придется… Его отпустили, и он сразу посмотрел на часы:
— Что ж, и на этот раз сорвалось тоже… Однако Париж на целых три часа все-таки был нашим Парижем.
— Замолчите, безумец! — призывал Фавье. — Не губите себя далее словами. Или одной тюрьмы вам еще мало? Вы, кажется, захотели эшафота, чтобы чихнуть в мешок?
— Мне ли сейчас думать о своем спасении? — откровенно засмеялся Мале. Верьте, это еще не конец… Скоро сюда явится одноглазый Кутузов с казаками, и они доломают в Париже то, чего не удалось за эти три часа сломать мне.
— Поберегите красноречие для суда, — посоветовал ему Лаборд.
— Для вашей комедии? Но я сказал все… Dixi! [1]
Народ Парижа стал собираться на площади, толпясь за линией оцепления, и генерал Мале вздохнул с огорчением:
1
Diхi — я сказал, я закончил (лат.).
— Теперь уже поздно… надо было раньше… Деятельный Лаборд отправил скорохода с приказом в тюрьму Ла-Форс, чтобы срочно освободили министра полиции и его чиновников. Демаре и Паскье были выпущены сразу, но герцог Ровиго пережил еще немало скверных минут. Услышав грохот взламываемой двери, Савари вспомнил свои молодые годы, когда патриоты врывались в тюрьмы, чтобы прикончить неугодных народу узников. Неужели и он пропадет в этой камере?..
— Где комендант? — орал герцог через двери. — Позовите майора! Я вынужден защищаться.