Париж от Цезаря до Людовика Святого. Истоки и берега
Шрифт:
Архивы Людовика Святого
Людовик VIII [297] промелькнул слишком быстро: после трех лет царствования умер весьма подозрительным образом, – и особых воспоминаний по себе не оставил. Бесхарактерный и не слишком умный человек, он проявил себя лишь в неловких попытках заиметь английскую корону и в жестокости Альбигойских походов. Возможно, его смерть оказалась счастливым шансом для королевства. А дальше случилось то, что однажды предсказал Филипп Август: он говорил, что Франция попадет в руки женщины и малого ребенка.
297
Людовик VIII (по прозвищу Лев, Louis VIII le Lion; 1187–1226) – французский король, первым из Капетингов вступивший на престол по праву наследства, а не избрания. Будучи еще наследником престола, Людовик хотел овладеть Англией, поддерживаемый в этой мысли своим отцом Филиппом Августом. В 1216 году по приглашению вассалов Иоанна Безземельного Людовик принял английскую корону и высадился в Кенте. Большая часть Англии подчинилась ему, но после смерти Иоанна французы стали в Альбионе нежеланны, Людовик вернулся во Францию (1217) и заключил с Англией перемирие. Пылкий и набожный Людовик заслужил признательность папы походом против еретиков (катаров, или альбигойцев). Его поход на юг был сопряжен с рядом блестящих побед. «Для спасения католической веры» он взял Авиньон, где было много еретиков, и находился уже недалеко от Тулузы, когда заболел и решил оставить
Изображение Людовика Святого на тимпане Нотр-Дам. Ок. 1250
Бланка (или Бланш) Кастильская [298] – внучка знаменитой Алиеноры, так обидевшей незадачливого Людовика Младшего, – показала себя женщиной властолюбивой, умеющей поддерживать авторитет королевской власти и четкую работу всех институтов этой власти. Это было очень заметно, это было замечательно во всех смыслах слова. Она дала Франции понять, что женщина может обладать умом политика, и на самом деле она была первой великой королевой со времен Брунгильды.
298
Бланка (Бланш) Кастильская (Blanche de Castille; 1188–1252) – французская королева, жена Людовика VIII. После смерти мужа с 1226 по 1234 год правила страной в качестве регентши при своем сыне, будущем Людовике Святом.
Как впоследствии Анна Австрийская со своим Мазарини, Бланш держала при себе итальянца, фамилия его была Франджипани. Этот кардинал-дьякон де Сент-Анж помогал королеве во всех ее делах, в том числе и в подавлении первой фронды знати.
Кардинал де Сент-Анж, надменный аристократ и куда больше кавалер, чем церковник, не любил Парижский университет, и тот платил ему полной взаимностью. Сент-Анж разбил университетскую печать, то есть лишил университет всех привилегий, студенты в ответ разграбили его дом. Полиция кинулась на розыски студентов-грабителей, обнаружила их прогуливающимися в винограднике, одних арестовала, других сбросила в воду. Атмосфера накалялась так быстро, что многим преподавателям и студентам пришлось бежать в Реймс, Анже, Орлеан или Тулузу, другим дали приют школы-соперницы: английские, итальянские и испанские. И понадобилось посредничество папы римского, чтобы в 1231 году восстановить Парижский университет.
Бланка Кастильская принимала участие в управлении государством даже тогда, когда сын повзрослел.
Людовик IX [299] служит для Франции образцом «правильного» короля. Все матери в течение семи веков ставят его в пример – вот, мой мальчик, посмотри, как внимателен был этот король в молитве, обрати внимание, мой мальчик, каким он был замечательным сыном: даже став взрослым, всемогущим и прославленным, он всегда приглашал свою маму председательствовать на Государственном совете и сажал рядом с собой на трон, когда принимал послов. Не найти школьного учителя, который не превозносил бы добродетелей этого скромного правителя, как никто, справедливого и всегда готового рассудить бедняков под венсенским дубом. [300]
299
Людовик IX Святой (1214–1270) – король Франции из династии Капетингов, который провел успешную реформу, направленную на централизацию государственной власти. Было сужено значение сеньориальных судов, создана особая судебная палата в Париже, названная позже парламентом и ставшая в государстве высшей апелляционной инстанцией, ей были переданы также важные административные функции. Стала чеканиться полноценная золотая и серебряная королевская монета, которая начала вытеснять многочисленные виды монет, чеканившихся отдельными феодалами и городами. Не слишком удачной была внешняя политика Людовика: в 1248 году он возглавил Седьмой крестовый поход; в 1250-м был пленен египетским султаном и освобожден за огромный выкуп, а во время Восьмого крестового похода (1268–1270), целью которого было крестить султана Туниса, умер там от чумы, не осуществив этой цели. В 1297 году был канонизирован.
300
Людовик мучился тем, что война – все же «греховное дело», а войны вести приходилось. Он учил сына, начиная войну, не опустошать землю противника (король не употреблял слова «враг»), остерегаться нанести ущерб беднякам. Постарайся убедить противника, говорил «святой» король, «предупреди его», а войну объявляй только в самом крайнем случае. Король не признавал охоты, мирских забав, брани, внешний его облик не выдавал никаких признаков богатства, он носил простую одежду. «Король должен быть образцом для подданных» – любимые его слова. Летом король выходил в сад, садился на ковер, к нему приходили с жалобами и прошениями. Жуанвиль вспоминал, как после службы в церкви король отправлялся в Венсенский лес, садился, прислонясь к дубу, и «все, у кого были дела, подходили к нему, ибо не было рядом стражи». Людовик IX ко всем обращался на «вы», никогда никого не оскорблял, но не переносил богохульства, хотел искоренить «городские пороки»: продажную любовь, азартные игры, порчу денег.
Но нельзя сводить образ человека к таким простым картинкам. Присущие Людовику странности, сложность его психики – все это превращало короля в фигуру совершенно необычайную, причем дело не только и не столько в его государственных свершениях, сколько в самой личности. В действительности Людовик IX был одним из самых великих невротиков в истории, и, если бы его не потянуло к святости, из него вышло бы настоящее чудовище. Неронов лепят из того же теста. Огромное количество подробностей и свидетельств, сохранившихся от его царствования и доказывающих, насколько этот человек удивлял окружающих, делают его лакомым куском для психоаналитиков – отличный материал для исследования.
Воспитанный властной матерью, запугивавшей ребенка дьяволом и неустанно повторявшей, что она предпочла бы увидеть сына мертвым, чем совершившим один из смертных грехов, король прожил жизнь с двойной манией преследования: он боялся греха так же, как боялся смерти, и все пятьдесят шесть лет его мучил страх умереть в то время, когда он совершает неправедное дело.
Отсюда его сверхнабожность, отсюда его полсотни коленопреклонений и столько же Ave Maria на ночь, отсюда две мессы (одна из них обязательно была заупокойной), на которых он присутствовал с утра, а за ними в течение всего дня – мессы третьего часа, шестого, девятого, вечерня и повечерие, [301] что, конечно, не облегчало ведения его административных дел. Даже во время дальних переходов – в путешествии или на войне – в час, когда следовало начать службу, он приказывал всем остановиться, окружал себя капелланами, и они пели, не сходя с седла.
301
В христианской церкви с течением времени сложилась такая система молитвенных часов: ночью – утреня (лат. Matutinum, или Matulinae; в византийском обряде называется Orthos); на рассвете – похвалы (лат. Laudes, в западных церквах – отдельная от утрени служба); приблизительно в 6 утра – первый час (лат. Prima); около 9 утра – третий час (лат. Tertia); в полдень – шестой час (лат. Sexta); в 3 часа дня – девятый час (лат. Nona); на заходе солнца – вечерня (лат. Vespera); перед сном – Completorium (то есть, на латыни, «служба, завершающая день», по-русски называемая так же, как соответствующая ей православная служба – повечерие).
Отсюда и власяница из конского волоса, которую он носил ради умерщвления плоти, хотя его духовник не раз говорил, что это не соответствует его королевскому достоинству. Но не преподносил ли Людовик такие же власяницы друзьям и родственникам в качестве самого ценного подарка, какой только мог для них придумать?
Отсюда все лишения, которым он себя подвергал, отсюда тревога, которая охватывала его, если случалось засмеяться в пятницу. Отсюда и хроническая, как болезнь, потребность в прощении, навязчивая идея об искуплении, которая подталкивала Людовика не только к преувеличенно частым исповедям с жаждой епитимьи и к раздаче милостыни везде, где только получится, но и к тому, чтобы приглашать во дворец Сите на королевскую трапезу самых отвратительных с виду бродяг. Мало того, король сам прислуживал им за столом! Даже церковь ужасалась его излишнему смирению, и Святым Отцам, в том числе и настоятелю аббатства Руайомон, [302] стоило многих трудов отвратить короля от намерения сзывать всех монахов для того, чтобы омыть им ноги.
302
В 1228 году тринадцатилетний король Людовик IX решил построить большое аббатство в местечке, называемом Кьюмон, недалеко от королевского замка Аньер-сюр-Уаз, где очень любил бывать. Это было не просто решение короля, это было одно из последних желаний его отца Людовика VIII. «Он был очарован закладкой первого камня, – пишет Поль Гут и добавляет: – Ничто не приносит столько славы земным королям, как камни, искусно уложенные один на другой во славу короля Небес…» Для начала он переименовал место, отныне получившее название Руайомон. И после закладки первого камня король внимательно следил за тем, чтобы быстрее выстроить основанное им аббатство. И не просто следил. Вот свидетельство французского историка, друга Людовика IX, автора «Истории Людовика Святого» Жана Жуанвиля (1224–1318): «…Король Людовик Святой часто приезжал послушать мессу (послушники, которые должны были там поселиться, строили аббатство сами под руководством мастеров) и проследить за ходом строительства. И в том порядке, как монахи привыкли… после молитвы идти на пашню, они шли переносить камни и, укладывая их на известковый раствор, возводили стену. Король брал носилки, нагруженные камнями, и, взявшись за них спереди, переносил их вдвоем с монахом, шедшим сзади. И одновременно он приказывал браться за носилки своим братьям, господину Роберу, монсеньору Альфонсу и монсеньору Карлу… И когда его братья хотели громко говорить, кричать и играть, король говорил им: „Монахи поддерживают это место в тишине, и мы тоже должны это делать“. Когда братья короля хотели отдохнуть, он говорил им: „Монахи не отдыхают, и вы не должны отдыхать…“» От духовника королевы известно, как Людовик вел себя в уже достроенном аббатстве: он сидел в знак смирения только на земле, он относил свою еду одному из монахов, жившему вдали от других, или прокаженному. В церкви аббатства он похоронил троих своих рано умерших детей – Жана, Луи и Бланку. После кончины самого Людовика Руайомон пришел в запустение.
Подданным страшно не нравилась эта чрезмерная набожность, им казалось, что подобное поведение недостойно короля, над Людовиком IX смеялись, его дразнили братом Луи, порой его оскорбляли, крича вслед, что он скорее король попов, чем король Франции. Наверное, в такие дни он словно предощущал свое мученичество.
Для того чтобы иметь возможность омывать чьи-нибудь ноги, не рискуя при этом публично уронить королевское достоинство, Людовик приказал тайно приводить к нему во дворец слепых нищих.
В те ночи, когда Людовик посещал королеву, он не упускал случая встать в полночь, чтобы отправиться к заутрене, но не решался во время этой службы прикладываться к раке и святым мощам. Уже в агонии, он отказался выпить гоголь-моголь, потому что день был постный, а духовник, который мог бы благословить его на столь серьезное, с точки зрения короля, нарушение поста, отсутствовал.
Но давайте постараемся увидеть в этом характере не только те черты, которые кажутся нам немного смешными, да и современникам такими казались.
Когда в какой-то из провинций начинался голод, Людовик не успокаивался до тех пор, пока туда не отправлялись обозы со съестным.
Его милосердию, глубокому и искреннему, Париж обязан созданием Дома дочерей Господних, где находили приют проститутки, и Больницы трехсот, куда поместили триста слепых. [303] А еще он подарил своему духовнику дом, находившийся на улице Режь Глотку, – здесь, сказал он, должны жить «шестнадцать бедных магистров искусств», готовящихся к экзамену по богословию. В этом доме студентам обеспечивалось бесплатное жилье, там же проводились занятия. Духовника Людовика Святого звали Робер де Сорбон – дом, соответственно, назвали Сорбонной. [304] По примеру этого первого коллежа создавались и другие, в каждый теперь принимались студенты разных национальностей – сюда приезжали учиться молодые люди из Шотландии и Швеции, Германии и Константинополя, и так образовался первый «университетский городок», насчитывавший пятнадцать тысяч обитателей.
303
L’h^opital des Quinze-Vingts, Больница трехсот, где лечили слепых, и maison des Filles-Dieu, Дом дочерей Господних, – это лишь два из ряда богоугодных заведений, основанных Людовиком Святым. И не только основанным – он пытался поставить деятельность этих заведений под государственный централизованный контроль, поручив должностным лицам, управлявшим раздачей королевской милостыни, приглядывать за королевскими приютами. Старший податель королевской милостыни назначал в эти приюты управителей, проверял их счетные книги и восстанавливал порядок там, где требовалось.
304
Робер де Сорбон (Robert de Sorbon; 1201–1274) родился в бедной семье; решив стать священнослужителем, он отправился учиться в Реймс и Париж, где вскоре стал известен своим благочестием и красноречием, чем и снискал покровительство короля Франции, более того – стал духовником Людовика IX. Школу для бедных, почти богадельню, Робер из Сорбона задумал открыть еще в 1231 году, но удалось это сделать только спустя четверть века, когда он основал Сорбоннский дом (Maison de Sorbonne), богословский коллеж в Париже. Вначале эта школа была рассчитана на 16 человек, по 4 от каждой из наций, имевших более всего представителей среди парижских учащихся (французы, немцы, англичане и итальянцы), но уже очень скоро появилась возможность увеличить число учеников, и оно возросло до 36 человек. Первыми профессорами и инвесторами стали друзья Робера де Сорбона – свободомыслящие ученые-теологи Гийом де Сент-Амур, Жерар д’Аббевилль, Анри Гента, Гийом де Грез, Одо Дуэ, Кретьен Бовэ, Кретьен Реймс, Николя Брусок. В основу организации коллежа была положена «идея демократического централизма»: каждый мог принять участие в дискуссии и выдвинуть свои предложения, но окончательное решение оставалось за первым лицом. Кроме того, в Сорбонне было образовано Сообщество нуждающихся студентов-богословов – первый студенческий профсоюз, члены которого непосредственно участвовали в организации учебного процесса, обладая, правда, только совещательным голосом. Учились в Сорбонне десять лет, на последнем экзамене студент-«дипломник» подвергался с шести утра до шести вечера нападению 20 диспутантов, которые сменялись каждые полчаса, он же был лишен отдыха и не имел права за все 12 часов экзамена ни пить, ни есть. Выдержавший испытание становился доктором Сорбонны (docteur en Sorbonne) и увенчивался особой черной шапочкой.