Париж слезам не верит
Шрифт:
Толстая засмеялась.
– Для разнообразия не хватает русского.
– Очень не хватает, – кивнул генерал. – Кстати, вы не помните, что такое «грандефлер»?
– Такой очень дорогой цветок. Голландский.
Из прихожей послышалась возня. Явился доктор. Денщик Тихон провел его в гостиную и враждебно уставился на Толстую, мол, шла бы ты отсюда, девка.
Аграфена и сама засобиралась. На прощание она, как и пару дней назад, послала Закревскому воздушный поцелуй. Велела ошарашенному медику лучше смотреть за пациентом и покинула холостяцкое жилище довольная собой.
– Однако, молодой человек, – протянул доктор Литке, провожая диву долгим, полным сожаления взглядом. – Я вас предупреждал, вести жизнь воздержанную.
Генерал принял тираду эскулапа равнодушно, в его голове связывались нити двух, казалось бы, не имевших друг к другу отношения происшествий. После ухода Литке он вручил Тихону пятьдесят рублей из суммы, накануне полученной от Волконского.
– Ступай к Бирже, там в лавках торгуют оранжерейными цветами. Купи букет голландских грандефлеров. Потом поезжай к особняку графа Федора Толстого на Шпалерной и положи на порог.
Париж
Веллингтон занимал дом в Латинском квартале, на пересечении улиц Монж и Роллен. Это было старинное приземистое здание с толстыми стенами, вросшими в тротуар по подоконники нижнего этажа. Во внутренний двор уже вынесли кадки с пальмами и померанцами. Звенела капель, солнце припекало, от жестяных крыш к небу поднималось марево. Двое знакомых адъютантов встретили Воронцова в холле, приняли перчатки и плащ и проводили вверх по мраморной лестнице времен Ришелье в кабинет своего начальника. Расторопный Казначеев остался внизу потолкаться среди штабных.
Герцога пришлось дожидаться. Он прощался с прусским фельдмаршалом Блюхером, отбывавшим из корпуса в Берлин. Семидесятилетний вспыльчивый и прямодушный старик едва не погубил все дело при Ватерлоо, выбрав для войск неудачную позицию. А во время атаки свалился с лошади, был накрыт потоком французской кавалерии, не узнан и отбит только двумя мощными контрнаступлениями своих. На следующий день, когда части Веллингтона вели яростное сражение у замка Угумон и фермы Ла-Хэ-Сент, Блюхер промедлил почти до полного разгрома неприятеля и появился уже перед деморализованными французами, обратив их в бегство одним своим видом. Несмотря на это он пребывал в неколебимой уверенности, что выполнил союзнический долг, и даже предложил назвать совместные действия англичан и пруссаков Belle alliance [7] .
7
Прекрасный союз (фр.).
Вся объединенная армия скалилась на сей счет, но только у Воронцова хватило ума, прогуливаясь в Тюильри и увидев статую Психеи, защищавшей сон Амура, назвать их Belle alliance. Шутка разлетелась, Блюхер заподозрил неладное и на всякий случай решил не здороваться с русским командующим. Поэтому Михаил предпочел тихо посидеть в кабинете Веллингтона, куда из-за стеклянных дверей гостиной долетали радушные восклицания и заверения в вечной дружбе. Комизм ситуации состоял в том, что Блюхер говорил по-немецки, а Веллингтон по-английски. Французским оба решительно пренебрегали. Воронцов, слушая диалог двух глухих, должен был констатировать, что в целом прощание прошло на высоте. Ни один не дал почувствовать другому, что не понимает, о чем речь.
«Вот так они и командовали», – желчно усмехнулся граф, до сих пор страдавший, что Ватерлоо состоялось без него. Русские войска выступили из Польши на помощь, но известие о победе настигло их на марше. Сколько тогда было пролито скупых генеральских слез! Чего не скажешь о рядовых.
Чтобы не скучать, Михаил Семенович взял со стола папку с новыми гравюрами, присланными Веллингтону из Лондона. Работа
8
«Новая французская цензура» (англ.).
Веллингтон распахнул двери со стремительностью ребенка, ворвавшегося в гостиную рождественским утром. Подарок под елкой ему понравился.
– Майкл! Сто лет не виделись! Я думал, что отдам концы! Пожилые люди говорят так длинно! Неужели и мы будем старыми пердунами и просрем все битвы?!
Герцог умел выражать свои мысли с прямотой и напором истинного парламентария. Он потряс руку Воронцова, мигом заметил картинку на столе, кинулся на нее, как коршун, прочел, заржал и тут же спрятал в верхний ящик, чтобы показать только доверенным людям.
– Вы погубите себя! Эти ваши шуточки! Мне приказано вас ругать – и вот я вас ругаю! – Веллингтон плюхнулся в кресло и скрестил руки. Он был высок и сухощав, имел широкое лицо, почти безгубый рот, уголки которого уходили вниз. А прямые черные волосы по французской моде зачесывал на лоб, что предавало ему сходство с Бонапартом. Из-за этого герцог не переносил свои портреты, но стрижку не менял. Когда знаменитый Лоуренс изобразил его на коне и в треуголке, Веллингтон, ко всеобщему смеху, заявил, что особенно удались лошадь и шляпа.
– Ну, скажите, дорогой друг, кто вас все время тянет за язык? – благодушно брюзжал герцог. – Зачем было в прошлый раз портить газету? Сознайтесь, ведь это вы приписали к статье о La Sainte-Alliance [9] эпиграф из Шекспира: «Безумны короли, безумен их союз!» Полштаба вас цитирует.
Воронцов скроил невинную физиономию.
– А кто назвал басни Лафонтена «новейшей французской историей»?
Михаил Семенович взмахнул рукой.
– Артур, но ведь это же невыносимо! Вот речь Луи Дважды Девять из последней газеты. – Граф зашуршал «Парижским экспрессом»: – «На двадцать третьем году моего царствования…» Вас не оскорбляют подобные пассажи? Я все могу понять. Он хочет числиться с 1795 года, когда умер бедный дофин Луи-Шарль. Пусть так. Король в изгнании – тоже король. Но зачем делать вид, будто революции не было? Жечь архивы и выпускать фальшивые указы, якобы принятые в 1801 или 1811 годах? Кого и в чем он хочет убедить?
9
Священный союз (фр.).
Веллингтон покусал губу и усмехнулся.
– Вы слишком близко принимаете к сердцу глупости этого ярмарочного клоуна. А между тем ему тоже приходится защищаться. Ваш император не оставил надежд заменить его кем-нибудь более преданным России. Например, своим зятем принцем Вильгельмом.
– Я не обсуждаю намерения своего государя, – отчеканил Воронцов. – Если у британской стороны имеются конкретные сведения, которые вас беспокоят, предоставьте их. Я сделаю официальный запрос в Петербург. Ведь вы прекрасно знаете, Артур, – тон графа смягчился, – что я не принадлежу к числу тех, кто может вас подставить.