Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Шрифт:
Глава четвертая
Парламент: палата депутатов и палата пэров
Пэры и депутаты. Регламент заседаний палаты депутатов. Оборудование зала. Билеты для публики. Порядок голосования. Парламентская хроника в парижских газетах. Палата пэров и ее функции. Политизированность парижан
Согласно Конституционной хартии, которую Людовик XVIII даровал французам 4 июня 1814 года, Франция превратилась в ограниченную монархию. Всякий закон, предложенный королем, а также бюджет страны теперь должны были подвергнуться обсуждению в двух палатах: палате пэров, которая заседала в Люксембургском дворце, и палате депутатов, заседания которой проходили в Бурбонском дворце. Закон считался принятым только в том случае, если за него проголосует большинство обеих палат. Депутаты и пэры играли очень важную роль в жизни французской столицы времен Июльской монархии, и потому они достойны отдельного рассказа
Пэры, число которых было не ограничено, назначались королем. В эпоху Реставрации звание пэра передавалось по наследству, но 29 декабря 1831 года этот порядок был отменен, и пэров стали назначать на эту должность лишь пожизненно. Кроме того, если в эпоху Реставрации им выплачивали жалованье, и немалое, после 1830 года звание пэра перестало приносить доход: жалованья пэрам отныне не платили. Состав палаты пэров после Июльской революции изменился особенно значительно: и потому, что новый король, естественно, комплектовал высшую палату по своему вкусу, и потому, что около полусотни пэров отказались присягать новой власти и, следовательно, были из палаты исключены.
Депутаты избирались от каждого департамента. Согласно Хартии, депутатом мог стать лишь человек, достигший 40-летнего возраста и платящий в год не меньше тысячи франков прямых налогов. Право избирать этих депутатов имели только люди старше 30 лет, платящие не меньше 300 франков прямых налогов. В 1814 году число депутатов равнялось 258, а в 1820 году был принят новый избирательный закон, по которому это число выросло до 430. Среди депутатов встречались такие, кто приходил на заседания пешком и, войдя в Бурбонский дворец через боковой вход (с Бургундской улицы), прибегал к услугам чистильщика обуви. Но большинство депутатов были людьми обеспеченными – эти подъезжали к главному входу во дворец в роскошных экипажах. После 1830 года возрастной и имущественный ценз и для избираемых, и для избирающих снизился: отныне депутат должен был иметь не меньше 30 лет от роду и платить не меньше 500 франков прямых налогов; избирателям полагалось быть не моложе 25 лет и платить минимум 200 франков прямых налогов.
Согласно регламенту 1830 года, палата пэров и палата депутатов должны были заседать отдельно, причем если на заседании одной палаты присутствовал хотя бы один член другой, ее решения считались недействительными. Впрочем, на практике это правило не соблюдалось: пэры или их представители нередко присутствовали на заседаниях палаты депутатов (для пэров была даже устроена особая трибуна – напротив трибуны дипломатов).
В день открытия парламентской сессии, которое происходило в большом зале Лувра, пэры и депутаты собирались на общее заседание. Обычно сессия открывалась в октябре-ноябре (иногда в декабре) и продолжалась до мая-июня, а порой и до июля. Распорядок работы палат был существенным элементом парижской жизни: светские люди обычно не уезжали летом в свои поместья до окончания сессии.
Согласно «регламенту сношений между палатами и королем», принятому 14 августа 1814 года, открытие сессии происходило следующим образом: пэры и депутаты получали приглашение во дворец, запечатанное королевской печатью (письма пэрам были скреплены подписью канцлера Франции, письма депутатам – подписью министра внутренних дел). В день открытия депутация из 12 пэров и 25 депутатов встречала короля у подножия парадной лестницы и провожала его к трону. Когда король усаживался на трон, он приказывал сесть пэрам, а депутаты усаживались лишь после того, как им, с позволения короля, прикажет это сделать канцлер. В присутствии короля все были обязаны оставаться с непокрытой головой. Король произносил речь, после чего канцлер с его позволения объявлял сессию открытой. По окончании заседания король спускался по парадной лестнице в сопровождении той же депутации, что его встречала. Спустя какое-то время члены обеих палат отвечали на королевскую речь своими «адресами», в которых иногда позволяли себе в завуалированной форме критиковать королевскую политику.
Вид на здание палаты депутатов и мост Согласия. Худ. О. Пюжен, 1831
Письменная связь между палатами и королем осуществлялась посредством особых «комиссаров», в обязанности которых входило вручать послания короля председателям палат. Если король приказывал закрыть парламентскую сессию или распустить палату, это следовало исполнить незамедлительно. Связь между палатами обеспечивали два «государственных вестника», которые доставляли письма председателя одной палаты председателю другой. Экзекуторы (чиновники при парламенте, на которых лежали полицейские и хозяйственные обязанности) встречали этих вестников у подножия лестницы в здании своей палаты и провожали в зал заседаний. Там вестники вручали письма секретарям, которые, расписавшись в получении, передавали их председателю, а вестники, получив расписку, удалялись в сопровождении тех же парламентских экзекуторов. Роль «государственных вестников» считалась весьма важной, но насмешники
«Никто еще никогда не видал упряжки столь гармонической: оба примерно одного возраста – лет шестидесяти, оба примерно одного роста – чуть меньше пяти футов; оба одинаково стригут волосы “подковой” и обильно их пудрят; у обоих лица недвижные, походка степенная, а обращение приличное; одеты они, разумеется, также одинаково и могли бы без труда исполнить роли в комедии “Близнецы”: оба облачены в черные бархатные фраки, атласные жилеты, тканные шелком, и шелковые короткие штаны, оба перепоясаны широкими золототкаными атласными поясами, у обоих на боку покачивается шпага. Единственная их обязанность – носить послания из одной палаты в другую и составлять почетный эскорт председателя своей палаты. За это получают они в год 6000 франков и квартиру за счет палаты».
У вестников была еще одна обязанность, впрочем столь же необременительная: если заседание палаты депутатов посещал какой-нибудь министр, вестники вместе с распорядителями (одетыми в черные фраки, при шпаге и с золотой цепью на шее) провожали почетного гостя на отведенное для него место в первом ряду.
После 1830 года, когда Луи-Филипп занял престол по приглашению и с согласия депутатов, церемония открытия парламентской сессии изменилась: теперь не депутаты и пэры приезжали «на поклон» к королю в его дворец, а король прибывал в палату депутатов. Русский путешественник Николай Сергеевич Всеволожский, имевший билет в ложу министров, а иногда посещавший и ложу дипломатического корпуса, подробно описывает торжественную процедуру открытия сессии 27 декабря 1836 года (омраченную покушением на жизнь короля, которое произошло в тот же день утром):
«Я приехал рано, чтобы занять повыгоднее место, в первом ряду. Депутатов в зале было еще немного; они оставались в других комнатах; но ложи были уже довольно полны. Скоро приехала Королева и заняла свою ложу, против приготовленного королю трона на президентском месте. С нею были: герцог Омальский (duc d’Aumale) и герцог Монпансьерский (duc de Montpensier), меньшие сыновья ее, сестра Короля и дочери его. Тотчас по прибытии королевы зала начала наполняться. Пэры Франции занимали свои места по правую сторону залы, депутаты – по левую; скоро раздался гром пушек: это означало, что Король вышел из дворца и шествие началось. Войско было расставлено от самого дворца до палаты депутатов, по обе стороны улицы. Вдруг заметил я волнение в зале: депутаты вставали с своих мест, подходили друг к другу, шептались; некоторые поспешно выходили из залы: также и пэры Франции. Тут вошел в Королевину ложу адъютант Его Величества. Королева и Принцессы стали плакать, но не покидали своих мест. Скоро раздался говор, что в Короля стреляли, но что он остался невредим [стрелял в короля республиканец Менье; он промахнулся, и пуля всего лишь разбила одно из окон кареты]. Минут через пять показались, с левой стороны залы, герольды; за ними шли министры, президент, секретари собрания и наконец показался Король. За ним шли два старших сына его, герцоги Орлеанский и Немурский, маршалы, адъютанты и свита. Зала мгновенно огласилась криками: «Да здравствует Король!» (Vive le Roi!) Государь стал на свое место, благодарил, кажется с чувством, кланялся на все стороны: крики не прекращались, а беспрестанно усиливались. Король несколько раз начинал говорить, но это было невозможно. Никогда еще восторг и изъявление к нему преданности не выражались так сильно! Король беспрестанно кланялся. Наконец клики поумолкли, и он успел сказать, что вполне чувствует народное участие и благодарит за изъявление его. Но он ни слова не говорил о злодейском покушении, сел на трон и накрылся [надел головной убор]. Герцог Орлеанский сел по правую, а Немурский по левую его сторону; министры и президент поместились на скамейках ниже трона, а маршалы на приготовленных для них местах. Тогда канцлер возвестил пэрам и депутатам, что они могут садиться. Я заметил, что Король был несколько бледен, взволнован, тронут; но твердость ни на минуту не оставила его, и он произнес речь свою внятно, твердо и без малейшей торопливости. <…> По окончании королевской речи опять начали кричать: Vive le Roi! Король опять стал на все стороны кланяться. Тут подошел к трону канцлер и, приняв королевское повеление, обратился к депутатам и пэрам, и объявил им, что палаты открыты. Тотчас после этого Король встал и прежним порядком вышел из собрания».
Депутаты заседали во дворце, который во время Революции был конфискован у принца Луи-Жозефа де Бурбона, принца де Конде, а в 1795 году отведен для дебатов законодателей (в эту пору, при Директории, их собрание именовалось Советом Пятисот). В начале эпохи Реставрации дворец вернули принцу де Конде, однако после его смерти в 1818 году сын принца сдал дворец внаем, а в 1827 году продал государству ту часть, в которой проходили заседания палаты депутатов. После смерти последнего представителя рода Конде в 1830 году оставшаяся часть Бурбонского дворца также был выкуплена государством (на сей раз у наследника последнего Конде, сына Луи-Филиппа герцога Омальского). После этого Бурбонский дворец был полностью отдан нижней палате парламента.