Париж в любви
Шрифт:
Флоран — воплощение романтического француза. Алессандро рассказывает, что он снова по уши влюблен — словно итальянской официантки никогда и в помине не было. Теперь он говорит только о своей коллеге, которую зовут Полин. Очевидно, она питает к нему интерес, но ведет себя уклончиво. Флорану сорок один, и он очень хочет завести семью. Полине же всего двадцать с небольшим, и она не готова брать на себя долгосрочные обязательства. Алессандро напомнил, что официантка была тоже намного его моложе, на что Флоран возразил, что его отцу семьдесят один, а он женат на тридцатипятилетней. Гм-м.
В
Марина звонила из Флоренции, чтобы сообщить, что Мило внезапно свалился с кушетки. Преодолев свой испуг, она и соседи решили, что у Мило проблемы с пищеварением. В качестве лекарства попробовали уголь. Первая попытка была неудачной: Мило слопал ветчину и выплюнул спрятанный в ней уголь. То же вышло и во второй раз. Однако на третий раз Мило проглотил все целиком. С тех пор он больше не падал с кушетки. Итак, теперь вы знаете, что делать, если когда-нибудь свалитесь с кушетки.
Сегодня утром в метро двое подростков обнимались, укрывшись за автоматом с напитками. Анна оглянулась на них. «У них слились рты, — прошипела она, — точь-в-точь как у женатых людей. — И минуту спустя добавила: — Романтично. Но отвратительно».
Моя подруга Кэрри с дочерью прилетела в Париж. Не успела я оглянуться, как уже поднималась вместе с ними на Монмартр — самую высокую точку города. Когда я, пошатываясь, добралась до последних ступеней, то увидела купол базилики Сакре-Кёр, сияющий на солнце. Он был покрыт рядами кремовых фестонов, которые напомнили мне детские рисунки с изображением океанских волн: очень правильные и совершенно фантастические.
Когда я уезжала из Соединенных Штатов, чулки были не в моде. Поэтому я удивилась, увидев француженок, сидящих в кафе: их глянцевитые ноги выглядели совершенно потрясающе. Мы с Кэрри заглянули в магазин, где продают чулочные изделия, и нас проинформировали, что в этом году леди носят «невидимые» чулки, или чулки песочного цвета. Я нахожу голые ноги неэлегантными, так что аллилуйя!
Фрейд отдыхает: за завтраком я сказала Алессандро: «Судя по всему, в катакомбах интересно! В 1741 году там затерялся один человек, и его тело нашли только через девять лет. Давай сводим туда детей сегодня днем». Последовало молчание… Затем раздался оглушительный хохот. Мы отправляемся туда.
В 1786 году французы опустошили несколько кладбищ и перенесли останки в катакомбы под Парижем, повесив над входом зловещую надпись: «ОСТАНОВИСЬ! ЭТО ИМПЕРИЯ СМЕРТИ». В катакомбах из костей сложены стены вдоль извилистых тропинок, причем из костей и черепов созданы красивые композиции. Есть тут даже то, что может вызвать восторг у автора любовных романов: стена из костей и черепов в форме сердца.
Детям понравились катакомбы. Сколько было визга, когда струйки воды (возможно, из канализационных труб) обрызгивали их блестящие волосы, и сколько воплей, когда они случайно задевали какую-нибудь кость! Экскурсия в подземное кладбище превратился в захватывающее парижское приключение. Оживленная дискуссия о том, как кто-нибудь, обладающий криминальными наклонностями, украл бы кость, а потом ему до конца жизни являлось мстительное привидение восемнадцатого века, бесконечно всех взбодрила.
Мы с Кэрри встретились с группой французских читательниц любовных романов, которые задарили нас и пригласили в ресторан, где никогда не бывал ни один турист. Особенно нас восхитила картина с изображением молодой леди, на которой ничего не было, кроме фартучка, чулок и очаровательной шляпки, а в руке была какая-то двусмысленная тряпочка. Интересно отметить, что фантазия французской горничной столь же несносна, как воображение американского мужчины.
Вчера было немного дождливо, и мы были практически одни в Фонтенбло — дворце французских королей и Наполеона. Я долго стояла, рассматривая роскошный будуар Марии-Антуанетты, облицованный панелями с фантастическими арабесками. Там была великолепная кровать, на которой королеве не удалось поспать, потому что революция началась прежде, чем ее семья вернулась в этот дворец. Тогда как величественный Версаль грандиозен и я чувствовала там себя норвежской крестьянкой, Фонтенбло вызвал у меня желание быть королевой — но при условии, что жизненный срок будет длиннее, чем у бедной Марии.
Вчера в Фонтенбло мы зашли в ресторан. С диким блеском в глазах Лука заказал свиные ножки под горчичным соусом. Через минуту после того, как ему принесли это блюдо, он схватил моего чудесного барашка. Мне пришлось есть свиные ножки, которые, наверно, были пухлыми, судя по жирному мясу на крошечных косточках. Слава богу, бордо было превосходным.
В Фонтенбло есть карусель под стать королевскому дворцу: двухъярусная, с лошадками, тигром и Золушкой, украшенная пастельными арабесками. Мы с Кэрри забрались в яйцо с розовыми завитушками и все кружились и кружились, дети же уселись в вертящееся яйцо. Мы смотрели, как мимо нас проносится Фонтенбло — было такое чувство, будто мы машем из окошка королевской кареты. Ветер подхватывал крики и смех детей.
Тема весны, как ни странно, ассоциируется у «Шанель» с гумном. Манекены в витринах «Прантам» позируют на фоне стогов сена, и я только что прошла мимо магазина «Шанель» вблизи площади Мадлен, где манекены в коротеньких юбочках неуклюже держали в руках грабли. Может быть, это реакция на снижение спроса? Смелое, но неубедительное утверждение, что этот модный бренд популярен даже в деревне?
Из ультрароскошного «Отеля де Крийон» вышла женщина, которой было, по крайней мере, лет шестьдесят. На ней сапоги до колена, короткая юбка, открывающая ноги, обтянутые блестящими бледными чулками. Небрежно наброшенный ярко-оранжевый шелковый шарф развевается за плечом.