Париж.ru
Шрифт:
Прочитав эту строчку, Веня просто-таки скукожился от невеселого смеха. Голдфингер! Да ведь это же по-английски – золотой палец! Случайное совпадение? Или псевдоним – такой же, как у Сорогина?
Такой же, да не такой! Сорогин – это не более чем фамилия, обычная фамилия, в то время как Голдфингер – просто-таки ярлык, клеймо. Золотой палец! Не больше и не меньше. Ну и самомнение, однако. Этот человек, что, считает себя кем-то вроде царя Мидаса, который одним своим прикосновением обращал все, до чего он дотронется, в золото?!
Ничего себе золото. Золотарь, то есть тот, кто чистит нужники, – однокоренное слово... Хотя, конечно, доходы Сорогин, видимо, приносил издательству немалые. И его гибель – серьезная финансовая потеря. Ведь когда пройдет вспышка интереса, вызванная убийством скандального автора, издательству потребуются новые его книги. А где их взять? Ведь автор умер... И каков бы золотой ни был там палец у этого Голдфингера, а все же он едва ли сможет так быстро извлечь из небытия другого аналогичного Сорогина. Разве что как следует пошарит по психушкам в поисках оного. Какая жалость, что та книжка, «Творчество душевнобольных», была издана годах в 50-х, поэтому из ее авторов иных уж нет, а те, так сказать, далече, а то небось среди них худо-бедно можно было бы подыскать Сорогина-2...
Веня ерничал как мог, однако с грустью отдавал себе отчет: к списку людей, судьбы которых теперь вольно или невольно переплелись с его судьбой, прибавился еще один. Холмский, Вятский с дочерью – теперь и Голдфингер. Не знать Вене покоя, пока он не встретится с этим человеком, не посмотрит в его глаза, не увидит, что это за золотой палец такой, который творит гениев разрушения.
В принципе, увидеть его было несложно – съездить в Москву, в издательство «Глобус» – всего-то и делов. Но ведь это только сказать легко! А где взять время? Ночь туда, ночь обратно, день в Москве... А если за день не обернешься, Голдфингер этот небось не стоит, не ждет, когда приедет Веня Белинский из Нижнего Новгорода – здрасьте, я не ваша тетя, я не буду у вас жить, а вот морду вашу мне начистить желательно! – он может отъехать куда-то, мало ли! Ну ладно, и два дня можно найти свободных при желании, с дежурствами как-то подсуетиться, попросить Струмилина или Меншикова подменить, они ни в жизнь не откажут, если, конечно, Марину Меншикову тошнить в этот день не будет... Но как дома объяснишь, зачем ринулся в Москву? Сорваться инкогнито, изобразив дело так, что ты заступаешь во внеочередную смену? Но ведь именно тогда жене, теще или пацанам непременно взбредет в голову позвонить на станцию и позвать к телефону доктора Белинского! Или брякнуть ему по мобильнику, а роуминг у него не подключен. И сразу последует разоблачение электронного голоса: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». То есть подзалетит Веня, как девственница, которая забыла предохраниться. Да и где взять тысячу свободных денег – это как минимум? Билеты туда и обратно, да и Москва бьет с носка по карману, это всем известно...
Нет, никак не сорваться на поиски Голдфингера. Но что делать с собственным любопытством, которое так и пожирает Веню изнутри, словно раковая опухоль? Тьфу, тьфу, тьфу, не к ночи будь помянуто!
До ночи, впрочем, было еще далеко. Предстояло еще изжить целый выходной день – дождливый и неожиданно, совсем не по-августовски, холодный.
Тут-то Веня и начал себя поедом есть за прямой и непосредственный контакт с небесами, тут-то и подумал, что лучше бы ему нынче шашлыки кушать да запивать их хорошим винцом, чем без конца пережевывать собственные надоевшие размышления, делая вид, что листает поганые ярко-желтые «Губернские ведомости», в которых снова и снова было о выборах, о выборах, все о тех же выборах...
И вдруг – как ударило по глазам: «Кандидат на пост мэра Андрон Климушкин снят! Областной суд признал иск кандидата Булавкина обоснованным! Нарушения, обнаруженные в ходе проведения избирательной кампании Климушкина, стали роковыми для безусловного лидера нижегородцев!»
О-о!.. Вот и сбылось печальное пророчество Климушки. Нечаянный Венин знакомец словно в воду глядел!
Вениамин быстро прочел статью. В принципе, она была не более чем расширенным толкованием анонса, и единственное, что привлекло внимание Белинского, были слова: «По мнению Сергея Бирилева, начальника избирательного штаба кандидата Ломова, снятие с дистанции Климушкина явилось вполне закономерным завершением яростного конфликта, в который вступили две эти силы: Климушкин и Булавкин. Однако за спиной Булавкина стоит вся мощь Союза правых сил с их политическим авторитетом и денежной подпиткой со стороны главы РАО ЕС, который тоже является членом СПС, а кто такой Климушкин? Герой-одиночка, не более того!»
Все это было верно, верно, а оттого еще более печально, однако Веню в данную минуту заинтересовала не безусловная мудрость Сергея Бирилева, а сам факт его существования.
Если газета ссылается на начальника избирательного штаба Ломова, значит, этот штаб снова работает! Подпольный обком действует, в смысле, штаб восстал из небытия!
Веня схватил с тумбочки телефон, набрал номер. Когда раздался первый гудок, он вдруг вспомнил, что сегодня воскресенье, а значит, вряд ли кто ответит на звонок, но в это мгновение трубку на том конце провода сняли, и холодновато-приветливый голос отозвался:
– Избирательный штаб кандидата Ломова. Слушаю вас.
– Здра... здравствуйте, – запнувшись от неожиданности, поздоровался Веня. – Вы уже работаете, да?
– Да. Что вы хотели?
– Скажите, нет ли там Данилы Холмского? – спросил Вениамин – и просто-таки ушами ощутил, как напрягся его собеседник.
– Нет...
В голосе, мгновение назад отчетливо-начальственном, прорезались робкие, даже испуганные нотки, и тогда Веня интуитивно добавил в собственный голос металла:
– И что, он так и не появлялся?
– Нет... – уже совсем сбились на лепет в избирательном штабе. – Вы... это из милиции звонят, да? Но Данила не появлялся, честно, я сразу позвоню вам, как мы договорились, сразу сообщу, как только о нем хоть что-то станет слышно, хоть какое-то известие появится.
– Ах ты, стукач! – с сердцем сказал Веня и отключился.
Покачал головой, злясь и на неведомого собеседника, и на себя самого. Ну и к чему эта вспышка интеллигентской порядочности? Парень убежден, что исполняет свой гражданский долг, его небось уверили, что Холмского разыскивают как возможного преступника. Он не виноват, что из Вениной головы так и не выветрились вбитые с детства принципы насчет ябед и доносчиков... Ведь именно следуя этим накрепко вколоченным принципам, он не может себя заставить явиться в милицию и сообщить, что беднягу Холмского следует оставить в покое, что убил Сорогина совершенно другой человек!
Вот ведь дурь, а? Дурь несусветная! Ломает голову, как избавить от преследования почти незнакомого человека, и при этом не может пойти единственным возможным путем: донести на другого, столь же незнакомого, – на истинного убийцу, между прочим.
И вся штука заключается лишь в одном: он органически не может донести! Ни на кого. Вот такая железобетонная, негибкая, негражданственная у него психика.
Веня сидел и ругал сам себя, задумчиво глядя на дисплей мобильника, на котором все еще оставался высвеченным только что набранный им номер, как вдруг, по странной прихоти ассоциаций, вспомнил другой дисплей с другим высвеченным номером. 319-40-62... да, именно такой номерочек высвечивался на дисплее телефона в квартире убитого Сорогина, прежде чем Веня своей шаловливой ручонкой не отключил по дурости телефон и не стер все номера, которые находились в его памяти. Даже не подумал тогда, что эти телефоны оказались бы незаменимыми для милиции! Может быть, кто-то из абонентов раскрыл бы милиции инкогнито Сорогина, и именно это послужило бы отправной точкой для поисков Вятского!
Да, куда ни ткни, всюду напортачил доктор Белинский.
Он думал так, а между тем руки оказались, как это часто бывает у врачей, и особенно – у хирургов, проворнее головы. Они нажали на нужные кнопочки, и на дисплее теперь высветился номер: 319-40-62.
– Алло? – почти немедленно отозвался женский голос. – Алло, кто это? Говорите!
– Извините, – рывком снявшись с ручника, выпалил Веня. – А куда я попал?
– А куда вы хотели? – хихикнула женщина.
Что-то в ее говоре насторожило Веню. Уж больно знакомые интонации: это назойливое, как бы вприпрыжку короткое аканье...