Париж.ru
Шрифт:
– Фрида Михайловна, – начал он, стиснув руки, чтобы они не дрожали нервически. – Вы послушайте, что произошло. Сегодня у нас воскресенье, так? Три дня назад, а именно в четверг, вернее в ночь на четверг, я был вызван по адресу улица Минина, четырнадцать, квартира двадцать шесть. Якобы у человека микроинфаркт. Это оказалась неудачная шутка, потому что неизвестный мужчина был мертв – убит ударом ножа.
– Неизвестный мужчина?.. – перебила Фрида. – Но почему вы решили...
– Погодите, – покачал головой Вениамин. – Да, при нем не оказалось никаких документов. И какое-то время он оставался неизвестным и для меня, и для милиции. Я выяснил его личность случайно: увидел портрет в книге.
– О, вы читали Сорогина?! –
Глаза ее заблестели, как у наркоманки, почуявшей дозу.
«Она ненормальная?! – уже в который раз предположил Веня. – Я говорю... я ей говорю о чем?! А она!.. Вот уж правда что – людоеды! Что он, что она!»
– Ну и как? – настойчиво повторила Фрида, явно напрашиваясь на комплимент.
– Омерзительно, – спокойно ответил Белинский. – Но сейчас не о том речь. Короче говоря, мне стало ясно, кто убит, а потом удалось узнать также и его настоящее имя, а также – кто его убийца. Судя по всему, личность покойного теперь выяснена и милицией.
– И с чего вы это взяли? – пожала плечами Фрида. – Ваша уверенность в том, что тот труп на улице Минина – Сорогин, основана, стало быть, всего лишь на сходстве с фотографией? Ну это не довод! Мало ли похожих людей!
Она громко, с подчеркнутым облегчением вздохнула:
– Теперь мне все ясно! Вы просто были введены в заблуждение сходством. А Сорогин и в самом деле в Париже.
– Фрида Михайловна! – чуть ли не в отчаянии вскричал Вениамин. – Да вы что?! Очнитесь! Ведь мы вошли в опечатанную квартиру! В опечатанную! Значит, я не ошибся! Значит, здесь уже была милиция! Значит, им тоже известно, кто убит, им известна настоящая фамилия Сорогина. Опечатанная дверь – это уж самое веское доказательство того, что я говорю правду.
У Фриды снова сделался тот же загипсованный взгляд.
– Нет, нет, этого не может, не может... – бессвязно пробормотала она. – Но кто же тогда приехал в Париж?! И если... если это правда... как же теперь быть?!
– Всем оставаться на местах, – послышался спокойный, деловитый совет, и Веня, испуганно обернувшись, увидел стоящего у двери уже известного ему товарища Капитонова. Как и прежде, он был в штатском, однако рядом с ним замерли два суровых парня в форме, отрезая всякий путь к отступлению.
Валерия Лебедева. 2 августа 2002 года. Мулен-он-Тоннеруа
«Он догадался? Нет? Кто-нибудь что-нибудь понял? Что думает Николь? Что думает Мирослав? Что думает Жерар? Что думает Алекс? Что мне делать?!«
Лера металась между столовой и кухней, накрывая к завтраку, и удивлялась, что у нее не валятся из рук тарелки. При каждом движении бриллиант на безымянном пальце левой руки (французы и при помолвке, и при обручении надевают девушке кольцо на левую руку) не просто блестел, но натурально испускал снопы искр. О таком Лера раньше только в книжках читала, поэтому волей-неволей то и дело пялилась на него. Честно говоря, в этом блеске все остальное казалось потускневшим. Даже лицо Алекса. Даже его янтарные глаза. Нет, ну в самом деле, янтарь ведь блестит не так ярко, как бриллиант... В том смысле, что янтарь вообще не блестит. Он светится, и то если на него падает солнечный луч. Но сейчас Алекс с непроницаемым выражением лица сидел в самом темном углу столовой и глаза его были опущены. А когда он все же поднимал ресницы, то на Леру не смотрел.
Как будто ничего и не было...
А может быть, и в самом деле не было? То, что случилось среди рассыпанной мирабели, показалось чем-то мгновенным, далеким и нереальным, когда Лера выслушала рассказ Мирослава о парижских событиях. Вот это да! Словно бы гангстерский фильм! Стоило представить разгромленную квартиру на рю Друо, как ее начинало поташнивать от страха и возмущения.
А Николь, как это ни удивительно и ни странно, была куда больше возмущена и поражена совсем другим.
– Ты представляешь?! – возмущенно воскликнула она, едва увидев Леру и лишь вскользь поздравив ее и Жерара. – Оказывается, Мирослав в жизни не вел с мэтром Мораном никаких доверительных бесед о своем бесплодии.
– Тем более, как ты понимаешь, все это чушь, опровергнутая жизнью, – усмехнулся Понизовский, погладив живот Николь. – Удивляюсь, зачем ему вмешиваться в наши судьбы? Зачем пытаться разлучить нас? Вообще ничего не понимаю. Он клянется Николь в том, что я намерен бросить ее. Однако именно он требует моего скорейшего приезда в Париж. Именно в это время какие-то бандиты начинают уверять меня в том, что похитили Николь, и требуют моей подписи на каких-то неведомых документах...
Разговор шел по-русски, потому что французская сторона в лице Николь и Жерара владела этим языком почти свободно. Доселе молчавший Алекс наконец ожил, начал вставлять реплики. Лера исподтишка взглядывала на него и тут же отводила глаза. Она боялась задержать взгляд хоть на мгновение – Жерар мог это заметить. Вообще, жених Леры отчего-то смотрел на Алекса очень внимательно. Конечно, на воре шапка горит, это само собой разумеется, однако Лере показалось, что интерес Жерара усилился после того, как Алекс представился. Жерар даже уточнил дважды:
– Так ваша фамилия – Шведов? Вас зовут Алексис Шведов? В самом деле?!
Алекс кивал не без угрюмости. Чудилось, его возмущает недоверие, звучавшее в голосе Жерара, а может, обиделся за Алексиса. Наконец начал удивляться и Мирослав:
– А почему вы спрашиваете? Я сам видел его паспорт!
– Охотно поясню, – с полуулыбкой ответил Жерар. – Я так настойчив потому, что не знаю, чему больше удивляться: беспримерной человеческой наглости или причудливости той цепи совпадений, которые иной раз выковывает судьба.
– Что вы имеете в виду? – вспыхнул Алекс.
«О господи, зачем он задирается?! – внутренне съежилась Лера. – Разве не ясно? Это нашу наглость Жерар имеет в виду, нашу с Алексом беспримерную наглость. Ожидая приезда жениха, я... я вдруг ни с того ни с сего, как сумасшедшая, отдаюсь другому. И Жерар появляется именно в тот миг, когда мы только что очухались. Ну хорошо, что хоть не пятью минутами раньше! А может быть, он и появился пятью минутами раньше? И все видел? Не-ет... тогда бы он не сделал мне предложения. Не вручил бы кольцо! Или это нарочно? Чтобы заставить меня сгореть со стыда? Ну так он добился своего, потому что я уже практически обратилась в пепел! Но Алекс – неужели он ничего этого не понимает? Зачем лезет на рожон, зачем вынуждает Жерара объяснять то, что объяснить невозможно?!»
– Что я имею в виду? – повторил Жерар с полуулыбкой. – Извольте, господа. Я объяснюсь. Только знайте: история эта долгая, ибо уходит корнями в прошлое. В жизнь моего отца, Габриэля Филиппофф... вернее, Гавриила Филиппова, Гаврилы, как его звали раньше. Прошу набраться терпения.
Прежде я уже говорил, что Габриэлю – позвольте, я буду называть его этим, более привычным мне именем, – так вот, Габриэлю не за что было любить Советскую власть. Отец его был раскулачен, сослан и умер в Сибири. Мать погибла еще в пути, не доехав и до Урала. Габриэль избегнул общей участи просто чудом. Незадолго до того дня, когда в их дом нагрянули комитетчики и милиционеры, он с попутным обозом уехал в Брянск навестить тетушку, сестру матери, бывшую замужем за рабочим. В это время в городе свирепствовал тиф. Семья, в которой жил Габриэль, заболела вся. И все умерли, кроме него. Однако он долго болел, а когда вышел наконец из тифозных бараков, уже знал о том, что в родную деревню ему лучше не возвращаться... Он и не вернулся. Жил у друзей покойного дяди, потом устроился на завод, начал приспосабливаться к жизни в стране, которую возненавидел из-за того, что она погубила его семью.