Париж.ru
Шрифт:
– Не скрою, я сначала не очень-то поверила этому врачишке со «Скорой», – проговорила она пренебрежительно. – Уж очень фантастичным все это выглядело! Но надо же, он оказался прав! А ведь небось и милиционер этому не поверил. Он до сих пор убежден, что вы где-то скитаетесь по бескрайним российским просторам, пытаясь спастись от ответственности за преступление, которого не совершали.
Ба-бах! Даниле показалось, что у него над ухом выстрелили из револьвера. Если вся ее предыдущая речь показалась ему странной и непонятной, то уж за эти слова он схватился всем существом своим.
– Откуда вы знаете? – сдавленно пробормотал он.
Она не ответила, смотрела на него все так же пристально, так же странно. Нервно провела рукой по голове, но, поскольку была острижена так коротко, это никак не отразилось на прическе.
– Он был никто, когда мы встретились. Он был никто – просто мальчишка, переполненный завистью. Он хотел быть богатым, смелым, сильным, он хотел властвовать над людьми... но не знал, как к этому подступиться, как этого добиться. Он готов был пойти убивать для того, чтобы ощутить свое превосходство над теми, кого он называл быдлом, – и не мог найти в себе смелости для этого. Он был подобен тому подростку, который занимается онанизмом, представляя себе женщину своей мечты, которая в это время трахается с другим: с богатым и знатным, сильным и смелым. Я – я подобрала его на окололитературной панели. Я – я согрела и накормила его, научила есть с ножом и вилкой, а заодно впервые подала ему мысль: хочешь возвыситься над человеком – представь, что жрешь его сердце! Недаром съесть сердце врага считалось во все времена у всех народов мира показателем победы, знаком особой доблести. Да, он был достойным учеником. Ему оказался нужен только толчок, стимул, ему была нужна только я, чтобы все его подавленные желания, самые непристойные мечты вылезли, выперли на поверхность и овладели не только его сознанием, но и сознанием тех сотен тысяч, которые глотают его произведения. Глотают – давясь и рыгая, задыхаясь от спазмов в желудке, но – глотают, потому что считают себя элитой. Ведь он писал безнравственности для элиты. Элита! О да! – Она хохотнула. – На самом деле это быдло, быдло, которое жрет ту человечину, которую для них приготовил он! Он таки возвысился над быдлом! Стал его пастырем! Властвует его мыслями и душевными помыслами!
Она сглотнула, облизнула пересохшие губы, увидела вытаращенные от изумления глаза Данилы и пояснила – небрежно, вскользь:
– Я говорю о Владимире Сорогине. Вам он известен как Алексей Шведов. Шведов – ничто. Сорогин – все. Вам, конечно, знакомы его книги?
Если бы Данила читал в свое время «Мастера и Маргариту», он непременно вспомнил бы, как Иванушка Бездомный оправдывался, отчего оперы «Фауст» не слушал. Но наш герой, как мы помним, был не читатель... к счастью, и не писатель тоже. Поэтому он просто покачал головой и промямлил:
– Не-а.
Ох, как полыхнули маленькие темные глазки! Но тут же смягчились, улыбка скользнула по губам незнакомки:
– Ничего. У нас все впереди. И не надо меня бояться... хотя он тоже меня сначала боялся. О, я умею убеждать людей! Именно я убедила его начать писать. Именно я убедила его выслушать предложение моего друга и единомышленника мэтра Морана, с которым познакомилась несколько лет назад, во время деловой поездки во Францию. Мы с Себастьеном поняли друг друга с полуслова, с полувзгляда, он смел, как и я, он не боится рисковать...
– Так это вы с ним придумали всю эту аферу с завещанием?! – вскричал Данила.
– Да, – кивнула она. – Более того! Именно я нашла недостающее звено цепочки – Валерию Лебедеву. Именно я убедила Сорогина прикончить ее. Не возиться с шантажом, как намеревался поступить Себастьен. Ведь если один из наследников выходит из игры, остальным достается сумма куда больше! Мы решили, что он познакомится с ней как бы невзначай, а потом... где это случится, в Нижнем или в Москве, нам было пока неизвестно. Но на всякий случай он должен был снять для этой цели квартиру в Нижнем... Самый жуткий парадокс заключается в том, что на этой квартире его и убили.
«Не рой другому яму – сам в нее попадешь!» – злорадно подумал Данила.
– Лебедева приехала в командировку в издательство, – продолжала женщина. – Сорогин подкарауливал ее, но произошло несчастное стечение обстоятельств... Она ушла живой, но судьба привела ее в Париж, именно в самый эпицентр событий...
Данила смотрел с ужасом, не веря своим ушам. Он мало что понимал в бессвязном перечислении событий – для него это перечисление было лишено внутренней логики и смысла, – но поражали простота и обыденность, с какими все это говорилось. О том, как планировалось убийство Леры, эта женщина рассказывала с такой легкостью и красноречием, словно пересказывала сцену из какого-то сериала! Еще неделю назад он не смог бы поверить... но жизнь сделала его в последнее время участником и свидетелем таких безумных событий, что ему ничего не оставалось, как покачать головой.
Лера... Ее серые глаза, ее легкие волосы, ее улыбка и вкус ее губ... Им нельзя расставаться! Он должен выбраться отсюда любой ценой, чтобы найти ее, чтобы спасти. Чтобы увести от буржуя, который так и выписывает вокруг нее брачные круги... Им же было так хорошо вместе. Что из того, что она старше... и разве плохо, что она теперь богата?
Он так увлекся мыслями о ней, что на миг забыл об этой ужасной женщине. Но вот ее голос прорвался к его сознанию вновь:
– Я вылетела из Нижнего Новгорода к вам сразу, как только узнала все. Как только поняла смысл происходящего. Они взяли с меня подписку о невыезде! С меня! – Она пренебрежительно всхрапнула. – Им там, в нижегородской милиции, и в голову бы никогда не пришло, что у меня благодаря мэтру Морану открытая виза во Францию. Загранпаспорт был с собой, а ведь не обязательно ехать в Москву, чтобы улететь в Париж. Есть такая авиакомпания – «Люфтганза»... Но прежде всего им не пришло в голову, не могло прийти, что я рискну нарушить подписку. Но я всегда исповедовала такой принцип жизни: главное – не бояться! Забыть обо всем, обо всех правилах – и рискнуть! Я рискнула... Но и вы рискнули тоже. Вы приехали в Париж под именем Шведова. Я предлагаю вам остаться им.
– О господи, – уныло вздохнул Данила. – Я этого не сделаю. Напрасно стараетесь. Уже сто раз говорено.
Мэтр Моран нервно завозился в кресле, словно понял, что говорил Данила. А может быть, узнал интонацию отказа?
Странная женщина повернула к нему голову, и Данила увидел ее затылок, более темный, чем вся голова, выстриженный под машинку, с тремя пробритыми на нем белыми полосами.
Такое ощущение, что по шее у нее прополз слизень и оставил след. Данилу снова затошнило, как давеча в погребе.
Она ободряюще усмехнулась Морану и вновь повернулась к Даниле с этим своим темным, неотвязным упорством в глазах:
– Мне нравится твое упрямство. Поверь, это предрассудок, который надо отбросить. Ты рассуди: ну ведь у тебя нет документов, ты не можешь вернуться. В России тебя ждет тюрьма...
– Да? – хмыкнул Данила. – Тюрьма? То есть милиция встала на мой след и не сходит с него? Но ведь вы сказали: меня ищут за преступление, которое я не совершал! Откуда вы это знаете? Ну, что я ничего не совершал? Одно из двух: или вы сами убили этого несчастного Шведова, или...
– Ты с ума сошел. – Ее лицо исказилось. – Ты можешь представить себе скульптора, который разрушает собственное творение?!
– Или, – упорно гнул свое Данила, – вы точно знаете, что истинный убийца найден. Ведь так?!
– Нет, не так, – с вызовом ответила она, но Данила почуял ложь. Она пойдет на все, чтобы только его сломать. Такое ощущение, что какая-то змеюка оплела его своими кольцами! Как она противна ему, как отвратительна! Шведов показался ему нормальным, неплохим человеком, а эта бабища рассказывает о нем совершенно ужасные вещи. Врет, наверное? А может, и правда? Чужая душа, как известно, потемки. Да и что ему за дело до нее и до Шведова? Как бы отвязаться от нее?!