Париж
Шрифт:
Несколько человек рассмеялись, но Эрик был недоволен:
– Ты не хочешь, чтобы нам платили за высоту?
– Деньги мне нужны не меньше, чем любому из нас, но мы же подписывали контракт, зная, сколько будем получать. К тому же нам платят больше, чем на любой другой стройке.
Это было правдой, но слышать ее никто не хотел. В толпе засвистели. Рядом с Тома вдруг оказался Эрик. Он положил тяжелую ладонь на плечо молодого рабочего и сказал:
– Мы все знаем, что этот юноша является другом месье Эйфеля. Так что у него может быть иная точка зрения на вещи, чем у нас.
Собравшиеся загудели согласно и, к удивлению
– Нет, братья, нет, я не считаю, будто этот молодой человек желает нам зла. Он хороший парень. Но, братья, нам нужно крепко запомнить две вещи. Во-первых, наши требования разумны, и мы все согласны насчет этого, за исключением вот этого юноши. И второе… – Он многозначительно улыбнулся толпе. – Нельзя упускать удобный момент… – Эрик дал слушателям время осознать его мысль. – Друзья, Эйфель должен закончить эту башню. На кону его репутация и все состояние. Если он не справится, ему конец. А между тем он уже сейчас отстает от планов. – Он ухмыльнулся. – Инженер полностью зависит от нас… – Эрик снова сделал паузу для пущего эффекта. – Еще кто-нибудь хочет возразить?
Желающих не нашлось. Рабочие криками выразили свое согласие. Эрик не выпускал плечо Тома из хватки своих будто железных пальцев.
– Если башня не будет достроена, – проговорил Тома, но слишком тихо, чтобы его кто-то расслышал в поднявшемся гаме, – Франция будет опозорена в глазах всего мира.
– Она будет достроена, – так же негромко ответил Эрик. – Но на твоем месте я бы держал рот на замке. Никто же не хочет свалиться с башни, верно?
В тот день работы так и не начались. Эйфель прибыл на площадку через час после собрания, и у него состоялся напряженный разговор с Жаном Компаньоном. Потом они вдвоем пошли обсудить ситуацию с Эриком. Инженер, судя по лицу, был в ярости, но не сдался. Рабочие в ожидании стояли кучками вокруг опор башен, однако ничего не происходило. Уже после полудня старший мастер сказал им, что все могут расходиться по домам.
Когда Тома направился восвояси, его догнал Пепе.
– Не хочешь выпить? – предложил итальянец.
Тома не представлял, как коротать неожиданно выпавшие свободные полдня, и с радостью согласился. Пепе обитал на левом берегу к югу от башни и потому повел Тома в кафе рядом со своим жилищем.
– Я не посмел сказать то, что сказал ты, – признался он Тома, – но мне кажется, ты прав.
Потом они поговорили о семье Пепе и об итальянской девушке, на которой он собирался жениться. Тома тоже упомянул об Эдит, не вдаваясь в подробности. Юноши договорились как-нибудь в воскресенье пообедать вместе с подругами в одном заведении, которое знал Пепе и в котором подают недорогую итальянскую еду. Расстались они лучшими друзьями, после чего Тома пошел домой своим обычным путем.
Он шагал по улице Помп, и до его съемного жилья оставалось недалеко. Уже показались ворота дома, который когда-то был фермой предков Эдит.
И вдруг чья-то крепкая рука схватила его за плечо. Он дернулся вперед, но почувствовал, что и другую его руку сжали хваткой, из которой ему не вырваться. Кто-то сильный, очень сильный вышел из тени. Тома извернулся, изо всей мочи ударил кулаком туда, где, по его расчету, должно было быть лицо нападавшего. Но невидимый противник предугадал
– Стой спокойно, дурак. Мне нужно поговорить с тобой.
Затем хватка ослабла, и Тома смог обернуться. И оказался лицом к лицу с Жаном Компаньоном.
– Оставайся в тени, – сказал старший мастер, и Тома послушно шагнул к воротам.
– Почему вы не подошли ко мне в кафе? – спросил Тома, когда немного опомнился.
– Это неподходящее место. Никогда не знаешь, кто тебя там может увидеть. А люди на стройке и так подозревают, что ты подсадная утка.
– Ничего подобного!
– Это как раз не важно. Ты совершил храбрый поступок, когда сказал свою речь. Я даже удивился. Но теперь тебе придется вести себя осторожно.
– Вы хотите сказать, что Эрик может столкнуть меня с башни?
– Нет, если только ты не разозлишь его. Сегодня ты ему очень пригодился. Теперь любого, кто выступит против него, запишут в твои друзья. В приятели подсадной утки Эйфеля. Эрику это весьма на руку.
– Сукин сын.
– Это политика. Эрик не причинит тебя вреда, но кто-нибудь из его приспешников вполне способен выкинуть неприятный фокус. Случиться может все что угодно.
– Что же мне делать?
– Ничего. Держи рот на замке, а уши на макушке. Мне и так хватает проблем, чтобы еще за тобой присматривать все время. Я уже и так помог тебе один раз.
Тома напрягся, соображая. Должно быть, Компаньон дал ему понять, что заметил, как запаниковал Тома, глянув на землю в первые недели работы на башне!
– А что теперь будет со строительством, если завтра продолжится забастовка? – спросил он у старшего мастера.
– Эйфель в ярости. Но Эрик все правильно рассчитал. Придется инженеру выполнить требования инициативной группы. На переговоры и прочее уйдет пара дней.
– А Эрик не захочет повторить то же самое через какое-то время?
– Я так не думаю.
– Как вы можете знать?
– Потому что я лично за этим прослежу. А теперь, парень, мне тоже хочется домой. Ты обещаешь держать рот на замке?
– Да.
– Не говори со мной. Не говори с Эйфелем. Веди себя тихо. Все, иди.
И Тома пошел дальше по улице Помп. Он предполагал, что Жан Компаньон остался стоять в тени, но не оборачивался.
Переговоры затянулись на три дня. В конце концов рабочим сделали прибавку в размере четырех сантимов в день. Также их обеспечили водонепроницаемыми куртками и теплой одеждой; в течение дня стали выдавать подогретое вино. А еще на первой платформе Эйфель устроил столовую.
Забастовка прекратилась, все вернулись к работе. Хотя Тома чувствовал, что к нему относятся с недоверием, никаких неприятностей у него не возникло. За октябрь башня значительно выросла.
Теперь Тома постоянно виделся с Эдит. Как-то в выходной они встретились с Пепе и его подругой Анной, приятной круглолицей итальянкой, и новые друзья отвели их в маленькую закусочную, где подавали итальянские блюда. Ни Тома, ни Эдит никогда еще не пробовали такой еды. Вечер удался на славу. Оказалось, что у Пепе прекрасный голос и что юноша обожает исполнять неаполитанские песни.