Парижане и провинциалы
Шрифт:
И г-н Менессон достал из своего кармана пачку банковских билетов, которую он положил на стол со следующими словами:
— Подсчет проведен, я все проверил.
Анри встал, дрожащий и бледный как мертвец, явно намереваясь что-то сказать, но прежде чем он успел раскрыть рот, Мадлен повелительно сказал ему:
— Молчите и садитесь. Я прошу вас об этом, а в случае надобности я вам это приказываю.
Анри упал на стул и, закрыв лицо руками, разрыдался. Мадлен подал знак нотариусу, который продолжил:
«Статья 4.
Назначение
По случаю брачного союза господин Пелюш со своей стороны выделяет и назначает в виде приданого мадемуазель Камилле Пелюш, своей дочери, будущей супруге, атас благодарностью принимает сумму в триста тысяч франков билетами Французского банка, которая будет ей вручена при чтении контракта».
— Но, — вскричал г-н Пелюш, — что за ерунду вы здесь читаете, сударь? Неужели вы полагаете, что я прибыл открывать охоту, имея в кармане триста тысяч франков в банковских билетах?
— Не знаю, сударь, — спокойно ответил второй нотариус. — Но я знаю, что мне их вручили сегодня утром от вашего имени…
— Кто? — вскричал г-н Пелюш.
— Ваш друг Мадлен, и вот они.
Сказав это, нотариус в качестве противовеса приданому Анри положил на стол пачку в триста тысяч банковских билетов, произнеся, как и его коллега:
— Подсчет проведен, я все проверил.
— Мадлен! Мадлен! — вскричал г-н Пелюш, не зная, что ему делать: то ли рассердиться, то ли броситься в объятия друга.
— Отец, — воскликнула Камилла, — отец, я согласна, последуйте моему примеру!
И подобно Герсилии, подталкивающей Ромула и Тация в объятия друг друга, Камилла толкнула г-на Пелюша в объятия Мадлена.
С этого мгновения ни с той, ни с другой стороны более не последовало никаких замечаний.
Молодые люди переглянулись, опьянев от счастья, но все еще сомневаясь. Мадлен подтолкнул Камиллу в объятия Анри так же, как до этого Камилла
отправила г-на Пелюша в объятия друга.
Ничего нельзя было разобрать, кроме взрывов смеха, радостных всхлипов, бессвязных восклицаний.
Оба нотариуса, в противоположность античным авгурам, которые не могли смотреть друг на друга без смеха, одновременно вытащили платки из карманов и взглянули друг на друга, утирая слезу.
Жюль Кретон опрокидывал одно за другим кресла, а Фигаро прыгал, радостно лая и не подозревая, что он являлся первопричиной всего этого.
Анри, как ребенок, подошел к Мадлену и упал перед ним на колени.
Мадлен обнял его и прижал к груди.
— О мой благородный, мой достойный друг, — сказал ему Анри, — вправе ли я принимать от вас подобные благодеяния?
— Как?! Вправе ли ты? — вскричал Мадлен. — Полагаю, да.
— На каком основании? — спросил Анри. — Кто я вам? Ваш крестник, только и всего.
— Несчастный! — сказал ему Мадлен. — Неужели ты до сих пор не понял одного?
— Чего?
— Того, что эта бедная девушка, которую соблазнил граф де Норуа, твоя мать…
— Да?
— Это была моя сестра, неблагодарный!
Анри вскрикнул от радости и бросился на грудь Мадлену.
— Да, да, — вскричал он, — я был страшно неблагодарным!
— Ну, дети мои, — произнес Мадлен, — все это прекрасно, но мы забыли главное.
— Что же мы забыли? — спросил г-н Пелюш со слезами на глазах.
— Черт возьми! Мы забыли подписать контракт.
— Это верно, — заметил г-н Пелюш и, взяв перо, подписал гербовую бумагу первым.
Мадлен поставил свою подпись вслед за ним.
Затем — оба супруга.
После этого — все вперемешку, как попало.
Величественные росчерки обоих нотариусов завершили дело.
Когда была поставлена последняя подпись, дверь обеденной залы распахнулась, открывая вид на великолепно накрытый стол, и слуга объявил:
— Господин и госпожа де Норуа, кушать подано!
— О-о! — произнес Жиродо, единственный, кто с сожалением смотрел на происходящее. — Господин и госпожа де Норуа — еще рано их так называть!
— Во всяком случае, этого не долго ждать, — заметил г-н Редон, — так как в назначенный час мы отправимся в мэрию, а господин кюре обещал нас ждать до двух часов в церкви.
Все произошло так, как и было намечено. После великолепного завтрака, во время которого молодые люди и крошки не взяли в рот, они, все еще не веря своему счастью, совершенно оглушенные случившимся, выполнили все формальности обеих процедур: гражданского брака и венчания.
После венчания, как обычно, все прошли в ризницу, где каждый поцеловал новобрачную и расписался в книге записей.
Господин Пелюш взял перо в свою очередь и уже собирался поставить свое имя.
— Черт возьми! — внезапно вскрикнул он так громко, что все обернулись.
— Что случилось? — спросил Мадлен.
— А как же Атенаис? Ведь мы забыли о ней, только и всего!
— Полно, — усмехнулся Мадлен. — Завтра открытие охоты: пошлешь ей в корзике с добычей уведомительное письмо.
— А, черт возьми! Тем хуже! — произнес г-н Пелюш решительным тоном, каким Цезарь воскликнул, переходя Рубикон: «Alea jacta est! note 18 » В конце концов она не ее родная мать, а я ее отец!
И он поставил свою подпись.
Note18
Жребий брошен! (лат.)