Парижские могикане. Том 1
Шрифт:
Если помнят читатели, именно в это время ссора в кабаке утихла; трое молодых людей, встреченные нами в самом начале этой истории, а также их таинственный спаситель приказали подать ужин.
Вы не забыли, дорогой читатель, что Сальватор и Жан Робер покинули улицу Мясника Обри, где оставили двух приятелей, Петруса и Людовика: те спали, уронив головы на стол, под присмотром лакея, отвечавшего по приказу Сальватора за их безопасность.
А комиссионер и поэт отправились на улицу Сен-Жак, где звуки виолончели привели их к Жюстену. Друзья выслушали рассказ учителя. Они оказались рядом в ту минуту, как тот получил тревожное письмо от Мины. Сальватор поспешил в полицию в надежде разузнать о похищенной девушке. Жан Робер отправился за лошадью, Жюстен пошел вслед за Баболеном к Броканте, где к нему присоединились Жан Робер и Сальватор.
От старой колдуньи Жюстен узнал новые подробности похищения, а от Сальватора получил указание: ни в коем случае не впускать никого ни в комнату Мины, ни в сад пансиона. С тем учитель и поскакал во весь опор в Версаль.
Сальватор и Жан Робер отправились на Новый мост, где договорились встретиться с г-ном Жакалем. Там полицейский пригласил их в свой экипаж и в общих чертах изложил историю, которую со всеми трагическими подробностями мы поведали нашим читателям.
Пусть Жюстен скачет в Версаль, а Жан Робер, Сальватор и г-н Жакаль едут в Ба-Мёдон; мы же возвратимся к Людовику и Петрусу, спящим в кабаке.
Первым проснулся Людовик. Его разбудила шумная компания, желавшая повеселиться в той самой комнате пятого этажа, которую с немалым трудом отвоевали трое друзей.
Лакей, добросовестно исполнявший предписания Сальватора, никого не пускал в комнату, где спали Людовик и Петрус.
Однако новоприбывшие продолжали настаивать и так при этом шумели, что разбудили молодого доктора.
Тот открыл глаза, прислушался.
Припомнив события этой ночи, он решил, что после взятия города приступом ему придется выдержать осаду; однако на сей раз наступавшие атаковали с такими радостными криками, что Людовик рассудил: пожалуй, будет приятно сдаться на милость молодых и веселых противников.
И он сам пошел отворить дверь.
В ту же минуту целая толпа пьеро и пьеретт, пройдох и торговок ворвалась в комнату с таким гомоном, с таким хохотом, что Петрус в испуге вскочил и завопил:
— Горим!
Ему снился пожар.
В суматохе этого вторжения Людовик вдруг почувствовал, что его обнимают сзади за шею две прелестные ручки. Лицо чаровницы скрывала бархатная маска. Соблазнительный ротик приоткрылся, показывая жемчужные зубки. Красавица проговорила:
— Это ты, душа моя? С каких это пор бедный студент-медик может позволить себе роскошь снять целый этаж?
— Если бы крошка дала себе труд оглядеться, она бы заметила, что я не один, — отвечал Людовик.
— А-а, да, да, да, — спохватилась пьеретта. — Вон метр Рафаэль собственной персоной! Эй, хочешь, я, вернее, моя ножка тебе попозирует для «Пожара в городе»? Ведь ты закричал: «Горим!», когда мы вошли!
Девушка приподняла юбку и показала обтянутую тонким шелковым чулком ножку — из тех, что повсюду ищут художники, а находят кардиналы.
— А-а, мне знакома эта ножка, принцесса! — воскликнул Петрус.
— Шант-Лила! — вскричал Людовик.
— Раз меня узнали, я снимаю маску, — заявила красавица-прачка, — и потом, маска мешает пить… Пить! Умираю от жажды!
И все общество, состоявшее из пяти или шести ванврских прачек и трех или четырех мёдонских садовниц в сопровождении их обожателей, подхватило хором:
— Пить! Пить!
— Тихо! — властно приказал Людовик. — Этот зал снял я, значит, мне и заказывать. Лакей! Шесть бутылок шампанского на мой счет!
— И шесть — на мой! — прибавил Петрус.
— Вот это дело! — похвалила принцесса. — За это каждому из вас — щечку!
— Чет или нечет! — крикнул Петрус, выгребая из кармана горсть монет.
— Что вы делаете, сеньор Рафаэль? — спросила Шант-Лила.
— Играю с Людовиком: ставлю его щечку против моей, — пояснил Петрус.
— Чет на чет! — отвечал Людовик на том же языке, на каком говорил его друг.
— Ну, опять пошли шуточки! Так мы, пожалуй, расстреляем все хлопушки! — возвращаясь к любимому слову, заметила принцесса. — Пиф! Паф! Не хватает только Камилла: он бы сейчас подпустил целый сноп!
В эту минуту лакей внес дюжину шампанского.
— А вот и сноп! — объявил он, откупоривая две бутылки: проволочки он сорвал с пробок еще в коридоре.
— Я выиграл! — крикнул Людовик и расцеловал Шант-Лила в обе щечки. — Я тебя похищаю, сабинянка!
Подхватив принцессу Ванврскую на руки, словно ребенка, он понес ее к столу, сел на стул и посадил ее к себе на колено.
Час спустя дюжина бутылок опустела, потом еще дюжина: не желая отставать, компания угощала двух друзей.
— А теперь, — объявила Шант-Лила, — нам пора возвращаться в Ванвр. Да и Нанетта обещала быть дома в одиннадцать, у нее для хозяйки письмо. А сейчас уже три часа ночи; хорошо, что письмо спешное!
— Четыре часа, принцесса, — поправил Петрус.
— А хозяйка встает в пять! — вскричала Шант-Лила. — В дорогу, все в дорогу!
— Ба! — возразила графиня дю Батуар. — Да хозяйка-то сама, должно быть, нынче празднует и встанет не раньше шести.
— Принцесса! А когда вы собираетесь в Париж? — спросил Людовик.
— О! — вскричала Шант-Лила. — И зачем вам об этом беспокоиться?
— Как же мне не беспокоиться? У меня чистое белье кончилось!
— Что за мелочный человек! — возмутилась Шант-Лила. — Сами заедете за своим бельем.
— Шант-Лила! Не надо глупостей! Неделя была тяжелая, и все сорочки вышли. Не в кружевных же рубашках мне ходить по больным!
— Так заезжайте за своим бельем!
— Если дело только за этим, а в вашей карете, принцесса, найдется для меня местечко, я готов!
— Вы не шутите?
— Даю честное благородное слово, ваше высочество!
— Браво! Браво! Едем пить молоко на Ванврскую мельницу. Вы с нами, сеньор Рафаэль?
— Ты едешь, Петрус? Решайся: чем дольше безумство, тем оно приятнее!