Парижские могикане. Том 1
Шрифт:
С этой минуты слезы на прекрасных глазах Мины высохли; она запрыгала от радости и расцеловала Сюзанну и г-жу Демаре.
Обернувшись к своей любимой семье, она проговорила:
— Ну вот я и готова!
Все в последний раз простились; г-жа Демаре и Сюзанна пообещали не опаздывать; пятеро путешественников сели в карету и поехали в Париж, а Сюзанна вернулась в свою комнату и села за письмо к брату:
«После тебя прикатило семейство. Они увозят Мину. Думаю, завтра на улице Сен-Жак произойдет нечто из ряда вон выходящее. Нас с госпожой Демаре пригласили провести у них завтрашний день. Если хочешь быть в курсе, устрой так, чтобы ты сопровождал нас в своей коляске.
Любящая тебя сестра С. де В.»
XXVII. ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Как и мечтал Жюстен, его любимая Мина покидала пансион и возвращалась домой, ни о чем не печалясь.
Она, правда, испытывала некоторое беспокойство: как ее подруга-аристократка приедет в предместье Сен-Жак, пройдет через двор аптекаря и войдет в их мрачное жилище; какое впечатление произведет на нее если не нищета, то бедность, которую Мина до сих пор не замечала, но теперь видела, потому что смотрела глазами Сюзанны?
Сразу же оговоримся, Мина испытывала беспокойство, но отнюдь не стыд; она не променяла бы это жалкое жилище, в котором жила с друзьями, на дворец, населенный чужими для нее людьми. К тому же, она была уверена в Сюзанне как в себе самой; она думала, что для подруги не имеет значения, где и как живет Мина, подруга будет рада и почтет за честь быть принятой в доме Мины.
Время в пути пролетело незаметно для всех, особенно для Мины. Она держала Жюстена за руку, то прикладывая голову к стенке фиакра, то роняя ее на плечо к молодому человеку, и грезила наяву, как это умеют только в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет.
Около десяти вечера они были дома.
Как ни велика была любознательность обитателей предместья, она не смогла устоять против столь позднего часа: с семи часов они стали — каждый в меру своей настойчивости — расходиться по домам, но вот наконец последняя дверь захлопнулась за самым стойким из них и улица, обезлюдев, погрузилась во мрак.
Вдруг послышался шум подъехавшей кареты; она остановилась у дверей аптекаря.
Аптекарь еще не ложился, и не столько потому, что намеревался добросовестно исполнить поручение г-на Мюллера, сколько потому, что того требовало его ремесло; услышав, что у его дома остановилась карета, он снова отворил дверь; узнав своих соседей, он возвратил ключ г-ну Мюллеру и сказал, что священник не приезжал.
— Какой священник? — спросила Мина.
— Один мой друг, — поспешил ответить г-н Мюллер, солгав, может быть, впервые в жизни, но это была ложь во спасение.
Фиакр отпустили; расплачиваясь с кучером, г-н Мюллер шепнул ему:
— Жду вас здесь завтра утром ровно в десять.
— Договорились, хозяин, — кивнул кучер.
— Вы заказываете фиакр, дорогой папа Мюллер? — удивилась Мина.
— Да, дитя мое. Я приглашаю вас завтра прокатиться.
— Ты поедешь, братец Жюстен? — спросила Мина.
— Еще бы! — отвечал тот.
— О, прекрасно! — обрадовалась девушка.
Она поспешила в дом, обежала все уголки квартирки на улице Сен-Жак, здороваясь с каждой вещицей, точь-в-точь как недавно прощалась со своей комнатой в версальском пансионе.
Улеглись за полночь, и г-жа Корби сидела вместе со всеми весь вечер, чего никогда не случалось на памяти не только Мины, но и г-на Мюллера.
В полночь разошлись по комнатам.
Жюстен в последний раз поцеловал Мину по-братски в лоб; завтра он надеялся поцеловать ее как супруг.
Мюллер пожелал всем спокойной ночи; он не хотел уходить и заявил, что, если бы играли скрипки, он еще потанцевал бы с сестрицей Селестой.
Бедная сестрица Селеста! Как печально она улыбнулась: ей еще не доводилось танцевать!
Мужчины спустились в комнату Жюстена и проговорили еще целый час.
Потом Мюллер ушел.
Жюстен взял виолончель, достал ее из футляра, зажал между колен и, водя смычком в двух дюймах над струнами, но не касаясь их, мысленно сыграл один из самых веселых мотивов «Il Matrimonio segreto» 15 , украсив его замысловатыми триолями и ферматами.
15
«Тайный брак» (ит.)
Наконец, в три часа, он решил лечь в постель. Но он был слишком счастлив и, следовательно, слишком возбужден, чтобы по-настоящему заснуть. Впрочем, если бы он крепко спал, он потерял бы ощущение счастья.
Казалось, он боится, засыпая, выпустить из рук нить, связывающую его с пробуждением, — так ныряльщик держит веревку, за которую его вытаскивают на поверхность, когда он задыхается под водой.
В шесть часов он уже был на ногах.
Он не мог понять, почему так медленно тянется время, часы опаздывают, солнце не всходит — день никогда не наступит!
В половине восьмого рассвело. Он вышел во двор; это уже был не Жюстен — это был его двойник.
Он направился к воротам.
Что он там увидит?
Он и сам не знал. Бывают минуты, когда человек отворяет дверь, будто ждет кого-то.
Жюстен ждал свое счастье!
А счастье приходит так редко, когда перед ним заранее отворяют дверь…
Начали открываться лавочки. Кое-кто из соседей уже стоял на пороге своего дома.
Многие знаками показывали на Жюстена.
Булочник, живший напротив, толстяк с испачканным мукой лицом и выпиравшим животом, крикнул ему:
— Что, сосед, сегодня?..
Жюстен вернулся в дом и занялся туалетом. Это отняло у него добрый час.
Он надел лакированные башмаки, ажурные шелковые чулки, черные панталоны и черный сюртук, белый жилет и белый галстук.
Он пригладил красивые белокурые волосы, доходившие ему до плеч и делавшие его, по мнению г-н Мюллера, похожим на немца, что очень нравилось старому учителю: его ученик был похож на Вебера!
В восемь часов Жюстен услышал над головой шум.
Это проснулись девушки.