Парижские могикане. Том 2
Шрифт:
Значит, это был не призрак. Это была девушка.
Однако зачем она бродит в полночь по парку? Неужели чтобы посидеть в одиночестве на скамейке?
Луна осветила любительницу ночных прогулок, и Сальватору показалось, что взгляд ее устремлен на небо.
Сальватору удалось разглядеть ее лицо: девушка была ему совершенно незнакома.
Ей было лет шестнадцать, у нее были голубые глаза, белокурые волосы, свежие щечки. Подняв взор к небесам, она, как могло показаться, впала в восторженное состояние. Только вот по щекам ее катились слезы.
Да, действительно, в такое время счастливые обыкновенно спят.
Ролан понял, что девушку опасаться не стоит, и успокоился.
Сальватор наблюдал за ней скорее с удивлением, нежели с беспокойством.
Вдруг издалека донесся голос: кого-то звали по имени. Девушка вздрогнула и наклонила голову в ту сторону, где находился замок. Сальватор почувствовал, как по телу Ролана пробежала дрожь.
Он понял, что пес вот-вот зарычит.
Сальватор наклонился над самым его ухом и шепнул:
— Тихо, Ролан!
Девушку снова позвали, и она порывисто встала.
Сальватор не удержался и привскочил от неожиданности: ему почудилось имя «Мина».
Спустя несколько минут, в течение которых девушка, Сальватор и пес застыли как статуи, ветер отчетливо донес до них имя «Мина», произнесенное мужским голосом.
Сальватор провел рукой по лбу и едва слышно вскрикнул от удивления.
Губы Ролана угрожающе дрогнули, но Сальватор положил ему руку на загривок, заставил положить морду на лапы и с хорошо понятной собакам интонацией повторил: «Тихо!»
Если бы все внимание девушки не было сосредоточено в эту минуту на замке, она, несомненно, почувствовала бы, что рядом с ней происходит нечто необычное.
Послышались торопливые шаги. Они приближались.
Какое-то мгновение девушка стала сомневаться, не убежать ли ей в чащу, но потом покачала головой, будто говоря себе: «Бесполезно!» — и снова села на скамейку.
Раздался возглас: ее увидели.
На дорожке показался молодой человек, и Сальватор узнал в нем того самого всадника, которого он видел, когда перелезал через ограду.
— О! Провидение! — прошептал Сальватор. — Неужели это она?!
— Мина!.. Вот вы где! Ну, наконец-то! — проговорил молодой человек. — Как вы очутились в столь поздний час одна в лесу, в самой глухой части парка?
— А вы, сударь, как очутились в столь поздний час в этом доме? — спросила девушка. — Ведь мы условились, что вы не будете бывать здесь по ночам!
— Мина! Простите меня! Я не мог устоять перед искушением вас увидеть. Если бы вы знали, как я вас люблю!
Девушка промолчала.
— Скажите, Мина, неужели вам меня не жаль? Моя любовь безумна, согласен, но я ничего не могу с собой поделать. Неужели я не заслужил вашего снисхождения? Пусть вы пока не любите меня, но ведь не ненавидите, правда?
Девушка молчала.
— Возможно ли, Мина, чтобы два сердца бились рядом: одно — от столь большой любви, другое — от такой сильной ненависти?
Молодой человек хотел было взять Мину за руку.
— Вы же знаете, господин Лоредан, ведь мы договорились, что вы никогда не дотронетесь до меня, — сказала она, отдернув руку и отодвигаясь подальше, хотя молодой человек и так не посмел сесть рядом с ней на скамейку.
Девушка держалась с холодным достоинством, и молодой человек был вынужден сдержать свой пыл.
— Скажите все-таки, почему вы здесь, — попросил он.
— Вы в самом деле хотите это знать?
— Скажите, умоляю!
— Что ж, слушайте! И вы поймете, что мне нечего вас бояться: когда вы нарушаете свое обещание, Небо посылает мне предупреждение.
— Слушаю вас, Мина.
— Я легла и заснула… Так же явственно, как я вижу вас теперь перед собой, мне представилось во сне, что вы отпираете дверь моей комнаты запасным ключом и входите; я проснулась… я была одна, но почувствовала: вы вот-вот явитесь. Тогда я встала, оделась, вышла в парк и пришла сюда, на эту скамейку.
— Мина, это невозможно…
— Скажите, это правда, что вы вошли в мою комнату, отперев ее вторым ключом?
— Мина, простите меня!
— Мне нечего вам прощать. Вы держите меня здесь против моей воли. Я здесь потому, что, если я убегу, вы грозите лишить Жюстена свободы и жизни. Однако вы забываете, на каких условиях я остаюсь в этом доме. Теперь вы нарушили эти условия, сударь!
— Мина! Вы не могли угадать, что я еду сюда… предвидеть, что я войду…
— Однако я угадала, сударь, я предвидела!.. И это избавило вас от вечных угрызений совести, если, конечно, вы способны их испытывать.
— Что вы хотите этим сказать?
— Если бы вы вошли в комнату, я бы покончила с собой. Видите нож?
Она вынула из-за корсажа тонкое и острое лезвие, спрятанное в чехольчике для ножниц.
Молодой человек в нетерпении топнул ногой.
— Да, понимаю, — сказала Мина, — это жестоко, правда? Быть богатым, могущественным, ставить Кодекс на службу своим капризам, распоряжаться свободой и жизнью невиновного, когда сам порочен и преступен, и говорить себе: «Все это я могу, а вот не могу помешать этой девчонке покончить с собой, когда я ее обесчещу!»
— Однако я вам помешаю это сделать!
— Вы? Вы?!
— Да, я.
И молодой человек резким движением перехватил руку Мины, в которой она сжимала нож.
— Хотите отнять у меня это оружие? Да это не единственный способ проститься с жизнью! Отнимите у меня его — у меня останется десяток других. Вот пруд прямо против замка! А можно броситься с третьего этажа на каменное крыльцо! О-о, моя честь под надежным присмотром, клянусь вам, ведь ее охраняет смерть.
— Мина, вы не сделаете этого!