Парижские могикане. Том 2
Шрифт:
— Где?
— В сердце.
— Кармелита…
— Послушай: либо я схожу с ума, либо тот, кто стоит за дверью, принес мне новости от Коломбана.
Вошла камеристка Кармелиты.
— Не угодно ли вам, сударыня, принять священника, прибывшего из Бретани?
— Аббат Доминик! — вскричала Кармелита.
— Да, сударыня, это в самом деле он. Но он запретил мне называть его имя, опасаясь, как бы оно не произвело на вас тяжелого впечатления.
Холодный пот выступил у Кармелиты на лбу. Она судорожно сжала руку Фраголы.
— Ну, что я тебе говорила? — спросила она.
— Возьми себя в руки, Кармелита, — сказала Фрагола, вытирая ей лоб платком. — Приди в себя, сестричка! Так-то ты вернулась к жизни?! Ты бледнеешь при первом же испытании. Однако Провидение очень тебя щадит, если посылает к тебе старого друга!
— Ты права, Фрагола, — согласилась Кармелита, — но взгляни-ка на меня: я снова сильна.
Она повернулась к камеристке и приказала:
— Пригласите господина Доминика! Вошел аббат Доминик.
Художник, способный уловить выражение их лиц, создал бы замечательное полотно: священник с порога посылает благословение, простерев руку в сторону двух девушек, одна из которых обнимает другую.
— Привет вам, сестры! — заговорил священник, обращаясь к девушкам и с особым почтением кланяясь Кармелите как вдове.
Девушки поклонились в ответ на его приветствие. При этом Фрагола встала, а Кармелита лишь наклонила голову, не в силах подняться: она была очень слаба, и еще несколько дней не могло быть и речи о том, чтобы она вставала с постели.
Фрагола пододвинула аббату кресло.
Он кивком поблагодарил Фраголу, но не стал садиться, а лишь оперся рукой о его спинку.
— Сестра! — начал он. — Я возвратился из долгого и печального странствия: я был в замке Пангоэлей.
При этих словах щеки Кармелиты залила такая бледность, что Фрагола упала перед ней на колени и сжала ее руку в своих.
— Сестра! — сказала она. — Вспомни о своем обещании.
— В замке Пангоэлей… — повторила Кармелита. — Вы виделись с графом?
— Да, сестра.
— О несчастный, несчастный отец! — вскричала Кармелита, понимая, что на свете существует человек, страдающий так же, как она, если не сильнее.
Священник понял, что происходило в душе девушки, какая тоска охватила ее в эту минуту.
— Граф де Пангоэль — сказал он, — достойный и благородный человек. Он от души жалеет вас, сестра, и я привез вам его благословение.
Кармелита вскрикнула. Она собралась с силами и приподнялась, потом соскользнула на пол и спустилась перед Домиником на колени.
— Ах, святой отец, святой отец! — проговорила она и расплакалась. — Неужели он не проклял меня?..
Она не могла продолжать: глаза ее закрылись, она побелела как алебастр, схватилась за подушки кресла, уронила голову на руки, и жизнь вместе со вздохом, который казался последним, будто оставила эту хрупкую оболочку.
— Боже мой! — взмолился монах, испугавшись при виде ее безжизненного лица. — Неужели ты снова сделаешь своего служителя вестником смерти?
У Фраголы под рукой были соли, которыми она пользовалась в подобных обстоятельствах, ведь обмороки у Кармелиты случались нередко. Фрагола поднесла к ее лицу флакон, но соли не оказывали ожидаемого действия, и она потерла ей виски уксусом.
Обморок продолжался, и ничто не указывало на то, что Кармелита скоро придет в себя.
Фрагола подошла к столу и взяла флакон, которым пользовалась в особых случаях. Это была уксусная кислота, которой она обыкновенно натирала своей подруге грудь, когда обмороки слишком затягивались.
— Святой отец! — сказала она монаху, — будьте добры пройти в соседнюю комнату.
— Я ухожу, сестра, — сказал Доминик. — Меня ждут дома, и я прежде зашел сюда для исполнения долга, полагая его священным. Скажите ей: я прошу прощения, что не подготовил ее, прежде чем передать слова отца моего друга.
Вручив Фраголе полученную от графа де Пангоэля реликвию, ценность которой он в нескольких словах объяснил девушке, он вышел, а Фрагола вернулась к заботам о подруге.
Нескольких растираний оказалось довольно, чтобы оживить неподвижное и бесчувственное тело. Кармелита очнулась, открыла глаза и прежде всего стала искать взглядом аббата Доминика.
— Где он? — с удивлением спросила она. — Может быть, мне все пригрезилось?
— Нет, — возразила Фрагола. — Он был здесь.
— Доминик, да?
— Он самый.
— Что же произошло?
— Ты упала без чувств, а он из скромности удалился.
— Как бы я хотела снова его увидеть! — вскричала Кармелита.
— Ты с ним еще увидишься, — пообещала Фрагола, — но завтра, позднее, когда окрепнешь и сможешь поговорить с ним спокойно!
— Я и так достаточно сильна! — возразила Кармелита. — Мне о многом нужно его расспросить: он провожал Коломбана до самой могилы! Где Коломбан? Где покоится его тело? Мы когда-нибудь совершим паломничество к его могиле, хорошо?
— Да, сестра, да, не беспокойся.
— Кажется он что-то говорил о его отце? Он сказал, что его отец меня простил и благословил, не так ли?
— Да, он простил и благословил тебя. Как видишь, Господь не оставляет тебя своей милостью.
— О! — прошептала Кармелита, падая на козетку. — Я тоже ни на минуту о нем не забываю!
Она сложила на груди руки и стала беззвучно молиться, едва шевеля губами.
— Правильно! — одобрила ее Фрагола. — Молись, бедная душа! Твое спасение в молитве: она дарует и спокойствие, и утешение, и силы. Молись! Прикрой свои прекрасные глаза и постарайся уснуть.