Парижские письма виконта де Лоне

де Жирарден Дельфина

Поэтому влияние женщин велико и благотворно исключительно в тех областях, в которых они ровно ничего не смыслят. Например, в политике и в финансах женщинам порой удается принимать самые счастливые решения. Поскольку инстинкт их в этих сферах не замутнен никаким полузнанием, он служит им волшебной путеводной нитью; из горячечных видений они прежде всех узнают о грядущих событиях… Пророческий трепет извещает их заранее о неминуемых опасностях… Загадочные, непобедимые приступы отвращения указывают им на возможное предательство задолго до того, как у самого предателя родится коварный замысел. В политике и в финансах мнением женщин пренебрегать не следует. Другое дело — те сферы, в которых женщины мнят себя сведущими, но которые, однако, требуют обширных познаний, глубоких исследований; в изящном искусстве и литературе влиянию женщин благотворным не бывать. Полуобразованность сбивает их с толку, они заимствуют свои мнения из книг и таким образом теряют то, что составляло ценность их суждений, — а именно свежесть и искренность впечатлений.

Мольер просил не раз совета у служанки [624] .

У служанки — просил, а у жены — никогда. Женщины хорошо воспитанные, как правило, имеют о литературе понятия самые ложные [625] .

О поэты! любите женщин, воспевайте их, но не вздумайте с ними советоваться. Просите у них вдохновения, но не наставлений; музы из них выходят хорошие, а судьи — дурные. Пишите для них, но невзирая на них. Всякий раз когда из печати выходит произведение чудовищное, смехотворное, винить в этом следует современниц автора, и только их одних. Да не прогневается на нас господин Э. Меннеше, который однажды с таким умом и восхищением воспел влияние женщин на литературу, воздействие салона Рамбуйе на французский язык было губительным, оно лишило его самых звучных слов, самых поэтических образов [626] . Влияние женщин на нынешнюю литературу ничуть не более благотворно. Именно их нежным настояниям обязаны мы всеми модными ужасами. Прелестные создания обожают преступления, они без ума от подробных описаний злачных мест; литераторы охотно идут им навстречу [627] . Вы осуждаете авторов и журналистов; но их ли вина в том, что они преподносят публике заказанные блюда? Все они поначалу рисовали картины самые жизнерадостные; на них никто не обратил внимание; пришлось искать иных предметов. […]

624

Пирон.Метромания (1738; д. 2, сц. 11).

625

На самом деле жена Мольера Арманда (дочь актрисы, воспитанная в мире кулис) не принадлежала к числу «хорошо воспитанных» светских дам.

626

Литератор Эдуард Меннеше, чтец королей Людовика XVIII и Карла X, в 1841 г. начал устраивать «литературные утренники», во время которых читал лекции по истории литературы для светского круга. С салоном маркизы де Рамбуйе связано то явление французской литературы второй половины XVII в., которое вошло в историю под названием «прециозность» и было доведено до абсурда в комедии Мольера «Смешные жеманницы» (дословно «Смешные прециозницы»; 1659); Дельфина, в соответствии с оценками своего времени, осуждает пуристическую установку на перифрастический и эвфемистический стиль, принятую в этом кругу. Современную интерпретацию этой среды и ее литературных установок см. в кн.: Неклюдова М. С.Искусство частной жизни. Век Людовика XIV. М., 2008.

627

О «неистовой литературе» см. примеч. 327 /В файле — примечание № 437 — прим. верст./.

30 марта 1845 г.

Мальчик с пальчик. — Мыльные пузыри. — Управлять значит забавлять

[…] Герой дня, лев нынешнего сезона — генерал Мальчик с пальчик. Трудно было найти лучшего преемника для крошечных венских танцовщиц: вслед за куклами — карлик!.. [628] Несчастное племя завистников, как безжалостно над тобой смеются! С какой тонкой иронией льстят твоим ребяческим вкусам! Известно, что ты не любишь смотреть вверх; ты соглашаешься восхищаться лишь тем, что барахтается у тебя под ногами: поэтому тебе подыскивают микроскопических идолов. Обожание бесконечно малых — вот еще одно из пленительных следствий провозглашенного равенства.

628

Два аттракциона, занимавшие парижан в начале 1845 г.: юные танцовщицы из Венской оперы и карлик по прозвищу Мальчик с пальчик, который за очень высокую плату участвовал в спектаклях, разыгрываемых в частных домах.

Жан-Анри Марле. Посетители диорамы.

Впрочем, справедливость требует признать, что порой и нашему завистливому народу случается поднять глаза и восхититься чем-то, что находится в вышине. В этом году, например, в четверг на средопостной неделе праздношатающиеся зеваки провели целый вечер, предаваясь восторгу весьма простодушному, но отнюдь не беспричинному. Около десяти тысяч человек простояли несколько часов на бульваре Итальянцев, задрав голову; с горящими глазами они созерцали… комету? воздушный шар? да нет, нечто еще более воздушное, а именно мыльные пузыри, вылетавшие из окна дома на углу улицы Ришелье. Пузыри эти, впрочем, были огромной величины и наполнены табачным дымом. Вначале каждый из зрителей думал: неужели это мыльный пузырь, может быть, это маленький воздушный шарик? Затем, когда пузырь налетал на край ставни или угол вывески и лопался, оставляя вместо себя легкое облачко и распространяя нежный аромат вожделенной сигары, зрители изумлялись еще больше и начинали задаваться другим вопросом: какому Эолу обязаны они этими громадными пузырями? Наконец из уст в уста стало передаваться имя Вивье; тут-то все и объяснилось. Для этого знаменитого мастера роговой музыки, который ухитряется извлекать из своего инструмента пять нот одновременно, три часа кряду выдувать из дудки мыльные пузыри на радость восторженной публике — безделица. Куклы, карлики, мыльные пузыри!.. Должно быть, народом, который так легко позабавить, нетрудно управлять: ведь управлять значит забавлять.

1847

10 января 1847 г. [629]

Моды 1847 года. — Школы: крикливаяи загадочная. —Святотатственные сладости

В республике моды (империяМоды нынче вышла из моды) борются в настоящее время две школы: крикливаяи загадочная.Цель первой — привлекать взоры и ослеплять их; цель второй — приковывать взоры и, если можно так выразиться, их интриговать.Последовательниц первой школы вы узнаете по их горделиво-безрассудным повадкам; над головой у них колышутся султаны из перьев, на лбу красуются диадемы из брильянтов. Последовательниц второй вы угадаете

по манерам горделиво-сдержанным: перья у них клонятся долу, словно у плакучей ивы, брильянты прячутся в волосах или в складках платья. Одни желают производить впечатление открыто и смело; другие также хотят производить впечатление, но стараются этого не показывать. У крикливыхплан действий простой: облачаться в необычные наряды, которых не носит никто другой; у загадочныхплан более сложный: носить то, чего не носит никто, с таким видом, будто это носят все.

629

В 1846 г. Дельфина вовсе не печатала фельетонов, и читатели были недовольны; во всяком случае, 3 января 1847 г. редакция «Прессы» сообщала о том, что многие читатели требуют от нее возвращения очерков виконта. Поэтому редакция решила продолжить в чуть измененной форме опыт, предпринятый летом 1845 г., когда с 4 июля по 10 августа 1845 г. «Пресса» печатала с продолжением эпистолярный «роман-стипль-чез» «Круа де Берни», сочиненный четырьмя авторами: Дельфиной, Теофилем Готье, Жозефом Мери и Жюлем Сандо (каждый писал письма за «своего» героя). Печатание парижских хроник возобновилось 10 января 1847 г. под рубрикой «Круа де Берни» (а не «Парижский вестник», как раньше); первым стал фельетон виконта де Лоне, но уже в следующую субботу эстафету перенял Сандо, за ним последовал Мери, а потом, после еще одного очерка Дельфины, субботний фельетон сочинил Готье. Четыре автора вели рубрику по очереди до июля 1847 г.

Казалось бы, один план решительно противоречит другому; вообразите, однако, что мадемуазель Фелиси нашла способ удовлетворить оба стремления и потрафить обеим партиям. Сторонницы загадочнойшколы получают от нее наряд закрытый и целомудренный, отвечающий их чаяниям; это маленькое манто из черного бархата, обшитое скромным позументом; другое дело, что бархат этот великолепен, скромный позумент превосходно сработан, а покрой манто выдает отличный вкус и руку мастера; женщина может носить это манто в любое время и в любом настроении: в радости, в печали, в тревоге… Преимущество прекрасной простоты в том, что она всегда прилична. В этом манто женщина может бывать всюду, и в кругу богачей, и среди бедняков. Вот элегантность, которая нам по душе, — элегантность скрытная, не выставляющая себя напоказ и способная оскорбить лишь завистливых знатоков. Скажем короче, это манто пристало героине романа.

Мадемуазель Фелиси не обделила и крикливуюшколу; сторонницам этой последней она приготовила наряд, соответствующий их вкусам: это то же самое маленькое манто из черного бархата, но только украшенное… вы не поверите… — украшенное СЕМЬЮДЕСЯТЬЮ метрами кружева! Да, вот оно — решение проблемы: один-единственный наряд обшит семьюдесятью метрами кружева!.. Причем ширина этого кружева в некоторых местах достигает полуметра. Понятно, что одеяние столь роскошное подобает лишь женщине-триумфаторше… Можно ли печалиться, нежась в этих кружевных струях?.. Можно ли ревновать, возмущаться, суетливо всплескивать руками, утопая в море кружев?.. Подобный наряд поощряет дерзость, хотя и не поощряет достоинство. О, это манто пристало не героине романа, а Селимене! [630] Единственное, что можно предпринимать в таком уборе, — это одерживать тысячи побед.

630

См. примеч. 360 /В файле — примечание № 470 — прим. верст./.

Вместе с манто Селименанадевает шляпу, устроенную не менее сложно, — атласную с кружевами, перьями и бархатными бантами. Крикливаяшкола предпочитает госпожу Баренн, и не напрасно.

Загадочнаяшкола имеет некоторые артистические притязания и потому отдает предпочтение мадемуазель Бодран, берущей за образец творения прославленных художников. Так, оригинал благородного и строгого убора, вызвавшего такое восхищение на последнем дипломатическом приеме, — прелестной бархатной шляпы гранатового цвета с белыми перьями, красовавшейся на голове супруги посла А…, — вы найдете на одном из портретов кисти Рубенса. Все обсуждали также восхитительный убор прекрасной госпожи де М…: легкое покрывало, изящно окутывавшее голову. Все восклицали: «Сколько вкуса! Как это изысканно! Как это ново!» — Ново! Да ведь это всего лишь точная копия убора Мадонны с виноградом [631] . Достаточно было золотому и серебряному дождю пролиться на это целомудренное покрывало, и убор Богоматери обернулся светской парюрой. — А вот прелестный чепчик госпожи де В… из белого тюля с белыми цветами, на который кокетливо накинута черная кружевная косынка, завязанная под подбородком, взят не у Рафаэля: за него следует благодарить Шардена, Ланкре или Ватто — одного из Рафаэлей эпохи рококо, творивших в веселые дни Регентства [632] , или — для пущей классичности — просто какую-нибудь фарфоровую пастушку.

631

Полотно Пьера Миньяра (1640-е гг.).

632

Период после смерти Людовика XIV (1715–1723), когда регентом при малолетнем короле Людовике XV был герцог Филипп II Орлеанский, считается одной из самых развратных эпох в истории Франции.

Что касается крикливой школы,то ее сторонницы заказывают платья исключительно у госпожи Камиллы. Сколько воображения, сколько эрудиции потребно великому мастеру! Мадемуазель Бодран, прежде чем взяться за очередную шляпку, погружается в историю живописи; госпожа Камилла, прежде чем приступить к очередному платью, изучает литературу. Сколько театральных костюмов — нарядов, почерпнутых из трагедий, драм и мелодрам, а затем преображенных и упрощенных с умом и талантом, — обязаны ей новым рождением. Греческие корсажи, турецкие рукава, польские куртки, китайские туники — она берет все эти чужеземные наряды и превращает их во французские платья. Результат странен, дерзок, но неизменно прелестен.

[…] Еще о моде: мы не можем не осудить те конфеты, которые вошли в моду в конце прошлого года; иначе как святотатственными эти сладости не назовешь. Конфеты эти изображают Мадонну и Младенца Иисуса. К каждой из благочестивых конфеток приложена истовая молитва: «О Матерь Божия!.. О непорочная Дева!..» Как ловко придумано: молиться, смакуя конфеты, говорить с Господом, грызя сласти; какое утонченное благочестие! какая усовершенствованная аскеза! Впрочем, усовершенствования эти были предсказаны еще Мольером, который угадал все выгоды, какие непреложное, а точнее, просто ложное благочестие может извлекать из лакомств: